Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - [10]

– Так точно.

– Вопросы, комментарии, возражения?

– Никак нет, товарищ маршал Советского Союза. Если возникнут вопросы, обращусь к товарищу Малиновскому. Задание будет выполнено в полном объеме к 28 июля.

Сталин пообещал Рузвельту и Черчиллю на Ялтинской конференции начать боевые действия на Дальневосточном фронте не позднее 2-3 месяцев с момента окончания войны в Европе. В обмен на это СССР получал Южный Сахалин, потерянный в 1905 году, и Курилы. Поэтому, начиная с мая 1945 года, СССР перебросил с Западного фронта порядка полумиллиона солдат, а также огромное количество артиллерии и техники. Акт о капитуляции Германия подписала 9 мая по времени Москвы. Наступление началось в ночь на 9 августа – через ровно три месяца – Сталин слов на ветер не бросал. К этому моменту все необходимые приготовления были сделаны.

Всего для Манчжурской операции против командующего Квантунской армией Отодзо Ямады к августу сорок пятого у СССР было сконцентрировано более 1 500 000 солдат, почти 30 000 орудий и минометов, свыше 5 200 танков, свыше 3 700 самолетов и более 500 кораблей. У японцев: в 2 раза меньше самолетов, в 4 раза меньше танков, в 5 раз меньше артиллерии и почти в 30 раз меньше кораблей. В живой силе Отодзо имел почти паритет, около 1 400 000 человек, но превосходство СССР в технике и артиллерии, подкрепленное полководческим опытом Василевского и Малиновского не оставляло ему ни одного шанса выстоять.

Как и было запланировано, Малиновский обрушил всю мощь своих танковых и пехотных армий на Квантунскую армию со стороны Внутренней Монголии. Всего за два дня на быстром марше он преодолел пустыню Гоби и безжизненные Хинганские горы и вышел к Мукдэну и Чаньчуню уже на 6-й день. Ямада совершенно не ждал такого мощного и стремительного наступления себе в тыл, и Малиновский, смяв на своем пути все немногочисленные островки обороны японцев, вонзил свои танковые клинья вглубь Манчжурии навстречу наступающим частям маршала Мерецкова со стороны Приморья. Авиация Забайкальского фронта 9 августа заняла небо Маньчжурии, не встретив ни одного истребителя. Ни одного воздушного боя, ни одной боевой потери. Вся немногочисленная авиация японцев прикрывала свою армию с севера и востока, и в воздухе была слышна лишь музыка моторов 246-й авиационной дивизии. 22-й авиационный полк, где размещался Михаил, был лишь одной из сотен скрипок, да еще каких! Элитные части, переброшенные в Забайкальский военный округ с европейского театра военных действий, легендарные советские летчики-асы, склонившие перед собой головы лучших пилотов «Люфтваффе» были теперь рядом с ними в этой операции, где не было самого главного: противника. И через 5 дней, 14 августа, для Квантунской армии все было кончено –Забайкальский и 1-й Дальневосточный фронты сомкнули свои клещи окружения на линии Мукдэн-Харбин. Японцы в Маньчжурии были побеждены. Даже недели не прошло с начала операции.

Михаилу, как технику-инструктору не светило ни при каком раскладе совершить боевой вылет. Его задачей было следить за матчастью на аэродроме да переживать за пилотов с земли, но по окончании операции он, в числе прочих, тоже был награжден медалью «За боевые заслуги». Ну и что, что не летчик? Обеспечил исправную работу техники, значит, внес посильный вклад в победу. Участвовал, победил, выжил, значит, получи. Так он потом после войны и не любил носить медалей и значков, предпочитая планку и всегда немного стыдясь вопросов о своих наградах. Все ужасы той войны, о которых потом было написано столько книг и снято фильмов, прошли мимо него. Даже в единственной для Михаила Маньчжурской наступательной операции их полк так и не увидел противника. Война закончилась для него, лейтенанта ВВС, без единой царапины.

После окончания войны Михаил остался охранять восточные рубежи СССР, до-обучая только что оперившихся молодых авиаторов Забайкальского военного округа под Иркутском. Надежда, дочь Веры, вскорости осчастливила его дочкой Любовью, а через год и сыном Володей, так что командир полка, боевой товарищ Михаила по Халхин-Голу выделил молодой семье аж целую отдельную квартиру в шикарном, с пятиметровыми потолками бывшем губернаторском доме в Иркутске. Но и там они не задержались надолго: Михаила перевели служить в Казахстан, в военную часть под Семипалатинском, рядом с первым в СССР строящимся ядерным полигоном. Надежда подрабатывала учительницей в школе при военном городке, а также поставляла на местные базарчики отработанное авиационное масло. Отработку ей давали в воинской части сослуживцы Михаила, платонически влюбленные и в ее красоту, и в деловую хватку. Надежда разливала его в аптекарские пузырьки, и оно так хорошо шло у всех хозяек, имеющих швейные машинки, что у них вдруг возникла, хоть и не совсем политически выдержанная, но очень хорошая прибавка к семейному бюджету. Жен военнослужащих в Семипалатинске было немало и у каждой второй была трофейная швейная машинка – основной предмет экспроприации нашими солдатами в освобождаемых ими территориях.

Однако, других улыбок фортуны на новом месте Надежде усмотреть для их семьи никак не удавалось: мирная жизнь награждала милостями уже в основном героев мирных строек, а не авиационных техников на аэродроме в степи у черта на куличках. Потускнел и их вид за их окном: после диких, но красивых мест Забайкалья, выжженные солнцем степи Семипалатинска казались слишком пыльными и лаконичными даже для нее. И Михаил все чаще стал подумывать о гражданской авиации (что Надежда всячески поощряла), благо Родине нужно было все больше мирных крыльев.