Большая книга стихов - [14]

Ушли в тылы,

А настоящие владельцы —

Деревьев грубые стволы.

Хотя б от них остался

Запах иль цвет!

Хотя бы вздох раздался

Чей-нибудь вслед!

Ушли, как ночь уходит в воду,

Как тени мглы,

И равнодушны к их уходу

Деревьев грубые стволы.

Здесь верить не умели,

Веря, страдать,

Смеяться в дни веселий,

В скорби рыдать,

Здесь ели много, пили много,

Боясь хулы.

Но кто ж хранил дыханье Бога?

Деревьев грубые стволы!

Отдел оперативный

Ходит волчком.

— Что делаешь, противный,

Люди кругом! —

Целует Верочка майора

Гасан-оглы.

Их тайну выболтают скоро

Деревьев грубые стволы.

И пусть мы негодуем,

Шутим, ворчим,

Но этим поцелуем,

Наглым, смешным,

Облагорожен гул горячий

И дух золы,

И эти брошенные дачи,

И эти грубые стволы.

1944

ГОРОДОК

Молодой городок.

Лебеда и песок

И уродливые дома.

Ни прохлады, ни цвета.

Суховейное лето.

Отвратительная зима.

Я тебя навещал,

Приезжать обещал,

Признаюсь, не очень любя.

Отчего же, угрюмый,

Ты вошел в мои думы

И забыть мне трудно тебя?

А какой в тебе прок —

Самому невдомек!

Не забыл тебя ради той —

Смуглолицей, учтивой,

Узкоглазой, красивой?

Пропади она с красотой!

Ради милых друзей?

Ради песни моей?

Чепуха, суета, обман!

Я друзей не взлелеял,

Ветер песню развеял,

Словно легкий, слабый дурман.

Ради трудных годов?

Ради чистых трудов?

Я не их на помощь зову.

Тут причина другая,

И, ее постигая,

Вижу: август зажег траву.

И один пешеход

Перед взором встает.

Он идет, не зная куда.

Невысокий, несмелый,

На траве обгорелой

Озирается иногда.

Справа — светлый простор.

Слева — серый бугор.

На бугре ликует базар.

Женский смех, разговоры

И веселые шпоры

Кривоногих, шумных мадьяр.

Ослабел он в пути,

А не смеет войти

В городок, где шпоры звенят,

Где его не забыли…

Побелевший от пыли,

Он пойдет назад, наугад.

Край родной, край родной

В этой шири степной

Сохрани его, защити!

Чтоб чужого не встретил,

Чтоб и сам не заметил,

Как сумел он к своим дойти!

Как с надеждой к своим

Он пришел невредим,

Как в душе сберег навсегда

Городок нелюбимый,

Где суровые зимы,

Суховей, песок, лебеда.

1944

СОЛОВЬИ

Поговорим о бродягах

С горькой мечтой о корчме.

Птицы в мужицких сермягах

Свищут в зеленой тюрьме.

До смерти им надоели

Баловни глупой судьбы —

Эти сановные ели,

Эти тупые дубы.

Осточертела до боли

Листьев могучая цепь.

Хочется в чистое поле,

Хочется в нищую степь.

Хочется жизни — голодной,

Но хоть на несколько дней,

Хоть на минуту — свободной,

Хоть на мгновенье — своей.

В диком, огнистом тумане

Песню беспечную спеть

И в разноцветном жупане

В марево смерти влететь.

1944

КВАРТИРА

Всего в квартире пять окон,

Одно выходит на балкон.

Юнец-ремесленник, грустя,

Терзает балалайку.

— Я не хочу, — кричит дитя,

Колючую фуфайку! —

Прими их, муза моя, прими,

Будь за хозяйку.

Всего в квартире пять окон,

Одно выходит на балкон.

Сосед за стенкой зол, как черт,

В тоске постель измята:

Живым вернулся Раппопорт

И все раппопортята!

Прими его, муза, прими,

Как брата.

Всего в квартире пять окон,

Одно выходит на балкон.

У Раппопортов прежний гам

И ругань в прежнем стиле,

И прежним молятся богам

Лукавство и бессилье.

Прими их, муза моя, прими,

Они ведь просили.

Всего в квартире пять окон,

Одно выходит на балкон.

В четвертом — смех и патефон.

Чьи тайны там таятся?

Оно выходит на балкон

И все его боятся.

Прими его, муза моя, прими,

Не надо бояться.

В последней комнате темно,

Там негде повернуться,

Там смотрит женщина в окно

И хочет улыбнуться.

Не мучайся, муза, не мучай других,

Попробуй улыбнуться.

1944

СЧАСТЛИВЕЦ

Я мог бы валяться в ложбине степной,

Завеянный прахом, засыпанный солью,

Мертвец, озаренный последнею болью,

Последней улыбкой, последней мечтой.

Но вот — я живу. Я снова с тобой,

Я один из немногих счастливцев.

Я мог бы сгореть за кирпичной стеной

В каком-нибудь миром забытой Треблинке

И сделаться туком в бесплодном суглинке,

Иль смазочным маслом, иль просто золой.

Но вот — я живу. Я снова с тобой,

Я один из немногих счастливцев.

Я мог бы вернуться в свой город родной,

Где пахнут акации туго и пряно,

Где все незнакомо, и горько, и странно.

Я мог бы… Но я не вернулся домой.

Я только живу. Я снова с тобой,

Я один из немногих счастливцев.

1945

РОСА

С.Гроссману

Не тревожьтесь: вы только березы.

Что же льете вы терпкие слезы?

Ты, сосна, так и будешь сосною.

Что ж ты плачешь слезой смоляною?

Травы милые, лес подмосковный,

Неужели вы тоже виновны?

Только дачники, сладко балдея,

К счастью слабой душой тяготея,

Не хотят огорчиться слезою

И зовут эти слезы — росою.

И проходят, веселые, мимо,

Забывая, что эти росинки —

Горлом хлынувший плач Освенцима,

Бесприютные слезы Треблинки.

1945

МОРЮ

Тени заката сгустились в потемки.

Город родной превратился в обломки.

Все изменилось на нашей земле,

Резче морщины на Божьем челе,

Все изменилось на нашей планете,

Умерли сверстники, выросли дети,

Все изменилось и прахом пошло,

А не пошло, так быльем поросло!

Все изменило мечте и надежде,

Мы, только мы, все такие ж, как прежде:

Так же брожу у твоих берегов,

Так же моих ты не слышишь шагов.

1946

ДОГОВОР

Если в воздухе пахло землею

Или рвался снаряд в вышине,

Договор между Богом и мною

Открывался мне в дымном огне.

И я шел нескончаемым адом,

Телом раб, но душой господин,

И хотя были тысячи рядом,

Я всегда оставался один.

1946

У РУЧЬЯ

От платформы, от шума, от грубых гудков паровоза

                      В получасе ходьбы,