Большая книга стихов - [10]

Шрифт
Интервал

             О том, как сладок этот миг, узнать ты можешь у Мессии!
             Вино — мой Бог и вера, о кравчий благосклонный,
             Моя душа, о кравчий, сей кубок благовонный.
             Вино ты отвергаешь, как беззаконье, ересь,
             А я вина и кубка всегда блюду законы.
             Подруга старая моя — вот это старое вино.
             Мне жить без дочери лозы самим творцом запрещено.
             Мне говорят: — кто пьет вино, тот веру в божество отверг,
             Но пью из кубка: для меня в нем божество заключено!
             Не кайся, если духом стоек, в том, что глоток вина — хорош.
             Вино подобно влаге жизни. Оно вредит нам? Это ложь!
             Но если каяться желаешь, когда настанет рамазан,        [Р-003]
             То кайся лишь в своих молитвах, — и ты спасенье обретешь.
             Зачем ты рубище надел, коль темен ты, как прежде?
             С лохмотьями не связан путь ни к скорби, ни к надежде.
             Самонадеянный, парчу не заменяй дерюгой, —
             Ты к благу не придешь — в какой ты ни был бы одежде.
             Коль жаждешь золота, стремишься к серебру,
             Тебя не приведут усилия к добру.
             С друзьями ешь, пока не охладел твой вздох,
             Не то сожрут враги все яства на пиру.
             Всю жизнь одним я делом занят: хвалить вино привык.
             Мое добро — кувшин и чаша, вокруг меня — цветник.
             Отшельник, если твой учитель — премудрый разум твой,
             То знай: учитель твой всего лишь — мой верный ученик.
             Вот книги юности последняя страница.
             Ко мне восторг весны, увы, не возвратится.
             Меня, задев крылом, ты промелькнула мимо,
             О молодость моя, ликующая птица!

Большая книга стихов поэта

Поэт Семен Израилевич Липкин

"Есть прелесть горькая в моей судьбе…"

* * *
Есть прелесть горькая в моей судьбе:
Сидеть с тобой, тоскуя по тебе.
Касаться рук и догадаться вдруг,
Что жажду я твоих коснуться рук,
И губы целовать, и тосковать
По тем губам, что сладко целовать.

1937

АПРЕЛЬ

А здесь апрель. Забылась роща в плаче.
На вербе выступил пушок цыплячий.
Опять земля являет облик свой,
Покрытый прошлогоднею листвой.
Какая тишь, какое захолустье,
Как странно выгнулось речное устье,
Пришли купаться ясени сюда,
До пояса доходит им вода.
Там, в рощице, то синим, то зеленым
Сукном одет затон, и над затоном
Топырит пальцы юная ольха.
И, словно созданная для греха,
Выходит на террасу щебетунья,
Цветущая полячка, хохотунья,
Чья бровь дугой, и ямки на щеках,
И множество браслетов на руках,
И необдуманная прелесть глаз
Уже не раз с ума сводили нас…
Бубни стихи, живи светлей и проще!
Журчит река. Недвижен воздух рощи.
Всей грудью обновленный дышит прах.
Но все это в меня вселяет страх.
Я вижу: на тепличное стекло
Цветов дыханье смрадное легло.
Мне кажется: из-за речных коряг
Невидимый вот-вот привстанет враг.
И черный грач, как будто без причины,
То тут, то там садится на вершины,
И вниз летит, и что-то мне кричит,
И вверх как бы в отчаянье летит,
Затем, что слушать здесь никто не хочет,
Когда он горе близкое пророчит.
Так иногда, увидев тайный свет,
Беспомощный, но истинный поэт
О зле грядущем нам напоминает,
Но тусклых слов никто не понимает.
А вот еще ольха. Мне в этот миг
Понятен хруст ее ветвей сухих:
Она своей седьмой весны боится!
Она слепым предчувствием томится:
Страшит ее весенних дней набег,
Ей милым стал больной, унылый снег,
И дерева младенческое горе
Моей душой овладевает вскоре.
И даже та, чьи ямки на щеках,
И множество браслетов на руках,
И необдуманная прелесть глаз,
Уже не раз с ума сводили нас,
Та, что сейчас своей красой летучей
Нас обожгла, — она больна падучей,
И знаю: ночью будет нас пугать
Улыбкой неестественной.

1937

ОТКРЫТКА

Я получил открытку, на которой
Художник темный написал случайно
Чудесный дом, и мне за каждой шторой
Какая-то мерцала тайна.
Извозчики, каких уж нет на свете,
Кареты выстроили — цуг за цугом,
А сами собрались в одной карете,
Видать, смеялись друг над другом.
И мне представилась тогда за домом
Вся улица, все улицы, весь город.
Он показался мне таким знакомым, —
Не в нем ли знал я жар и холод?
О царь всевидящий — незрячий случай!
Понятно мне: в том городе и ныне
Я проживаю, но другой, но лучший,
Но слепо верящий в святыни.
В том городе моя душа прекрасна,
Не менее души прекрасно тело,
Они живут между собой согласно,
И между ними нет раздела.
И если здесь несбыточны и хрупки
Беспомощного разума созданья, —
Они там превращаются в поступки,
Мои сокрытые мечтанья.
Там знают лишь один удел завидный —
Пьянящей жертвенности пить напиток.
Там ни к чему умельца дар постыдный,
И мне туда не шлют открыток.

1937

СЧАСТЬЕ

Хорошо мне торчать в номерах бобылем,
По казачьим станицам бродить,
Называть молодое вино чихирем,
Равнодушно торговок бранить.
Ах, у скряги земли столько спрятано мест,
Но к сокровищам ключ я нашел.
Это просто совсем: если жить надоест, —
Взял под мышку портфель — и пошел.
Из аула в аул я шатаюсь, но так
Забывают дорогу назад.
Там арабскими кличками кличут собак,
Над могилами жерди стоят.
Это знак, что великий смельчак погребен,
Мне ж, по правде сказать, наплевать,

Еще от автора Семен Израилевич Липкин
Царевна из города Тьмы

Узбеки — народ древней культуры. Во всем мире славятся великолепные здания Бухары и Самарканда, старинные рукописные книги, украшенные золотом и киноварью миниатюр, — книги великого поэта Алишера Навои, книги Лутфи, Бабура, Муками, Фурката. Мало кто знал до Октябрьской революции, что живут на плодородной узбекской земле книги, которые не пишутся, не печатаются, а сказываются изустно. В чайхане, под зеленым навесом чинара, у хауза-водоема, окруженный в кишлаке хлопкоробами, а на городском базаре — ремесленниками, старик сказитель излагал, в стихах и в прозе, под аккомпанемент двухструнного инструмента — домбры, удивительно яркие, звонкие, увлекательные поэмы. Недаром наши сказители-современники Эргаш Джуман-булбул-оглы, Пулкан-шаир и в особенности повсеместно знаменитый Фазил Юлдашев пользовались воистину всенародной любовью. Из уст сказителей узбекские фольклористы в советское время записали много десятков изумительных по своим художественным достоинствам поэм-дастанов.


Странички автобиографии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Картины и голоса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Там, где смыкаются забвенье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь и судьба Василия Гроссмана

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь и судьба Василия Гроссмана ; Прощание

Под одним переплетом соединены две книги воспоминаний. О сложной писательской судьбе и светлой человеческой личности Василия Гроссмана рассказывают знавшие его не одно десятилетие близкий его друг, поэт и переводчик Семен Липкин и редактор «Нового мира» А. С. Берзер. Ее воспоминания дополнены публикацией ценных документов эпохи, стенограмм обсуждения романа Гроссмана. Богатство подлинных свидетельств эпохи, взволнованная человечная интонация мемуаров привлекут внимание самых широких кругов читателей.