Большая книга одесского юмора (сборник) - [41]

– Да слышали мы! – закричали из зала. – Слышали! Не хочешь ехать – не надо!

– Нет, вы меня не поняли, – не унимался Шварц. – Наоборот! Я хочу спросить: как вы думаете, если я сейчас приду и скажу, что я просто опоздал на поезд?..

– Ишь какой хитрый! – закричали из зала. – Тут, между прочим, многие хотели бы пожить на переднем крае!..

– Спокойно, товарищи! – сказал секретарь Кац. – Сейчас мы составим список. Как вы думаете, товарищ Коноводченко, или мы что-нибудь неправильно делаем?

– Да нет… – задумался представитель. – Раз уж сложилось такое мнение… – и неожиданно закончил: – Тогда уж, пожалуй, записывайте и меня.

Зал зааплодировал.

– Товарищи! – вскочила председатель профкома Нефедова. – Раз уж мы говорим о лучших, я думаю, будет неправильно, если мы не внесем в этот список секретарей нашего райкома товарищей Брыля и Сероштаненко. Молодые, растущие партработники! Уверена, что простые израильские евреи будут нам за них очень благодарны!

– Ага! – донеслось из зала. – Сильно бы они росли, если бы их в обкоме не поддерживали!

Включили и товарищей из обкома. Собрание продолжалось долго, и уже никого не удивило, когда в конце концов под единодушные аплодисменты участников в список отъезжающих на постоянное место жительства в Израиль было внесено все Политбюро ЦК КПСС во главе с верным продолжателем дела Ленина, руководителем нового типа товарищем Леонидом Ильичом Брежневым.

– Минуточку! – вспомнил вдруг кто-то. – А как же Боря? Борю-то мы и не вписали!..

– А знаете что? – сказал Боря. – Я вот тут подумал… Если все эти люди уедут… То я бы, пожалуй, остался…

Вот такое собрание, говорят, было когда-то в одесском ателье «Счастье». А было ли оно таким на самом деле или нет – спросить об этом уже некого. Потому что никого из участников этой истории в Одессе давным-давно уже не осталось…

Свекровь от первого брака

Зачем Леня Бык, прожив в Америке полтора года и став наконец на ноги, то есть научившись работать на кэш (наличные деньги), не теряя при этом вэлфер (пособие по безработице), – так вот, зачем этот Леня ни с того ни с сего вызвал из Одессы мать первого мужа своей жены и даже оплатил ей дорогу в оба конца, долгое время оставалось неясным.

На вопросы подруг по этому поводу жена Лора отвечала так, как отвечают обычно все жены, которые не понимают всего величия замыслов своих мужей:

– Зачем он ее сюда вызвал? Наверное, потому что идиот…

Целую неделю Ленина сводная свекровь, обезумевшая от неожиданно свалившегося на нее счастья, отъедалась на Лениных хлебах, бегала по дешевым распродажам в поисках гостинцев для своей многочисленной родни, и только в субботу, когда все собрались вместе, чтобы поужинать, кое-что из Лениной затеи стало наконец проясняться.

– Вот так, уважаемая Ираида Аполлоновна, – сказал Леня, отвалившись после первого блюда и ласково глядя на свою тишайшую и интеллигентнейшую гостью. – Так я живу. Как видите, и квартира у меня, слава Богу, двухкомнатная, и машина… четырехдверная, и на столе кое-что есть, чтобы съесть… А сын ваш в это время в Одессе на таком большом банане сидит, что его аж с земли не видно…

– На чем он сидит, Ленечка? – поперхнувшись, переспросила Ираида Аполлоновна.

– Ну про банан – это я так образно выразился, – ответил Леня, – а чтобы вы меня поняли, то сидит он там у себя в Одессе сейчас на большом…

– Не нужно! – испугалась Ираида Аполлоновна. – Не говорите! Я поняла… – и, вспомнив о недокупленных еще подарках, неожиданно закончила: – Сидит, Ленечка… Ох, сидит… На банане…

– А все почему? – продолжал Леня. – Потому что он же у вас дегенерат. То есть придурок жизни. Сколько раз я ему говорил: брось ты уже эту свою кафедру, которой ты там заведываешь! Кому она сейчас нужна? Начни зарабатывать деньги! У тебя же такая профессия есть! Ты же в детстве музыкальную школу закончил по классу арфы. Да с твоими руками!.. Иди в наперсточники! Там сейчас люди такие бабки заколачивают!.. Так нет, он же у вас профессор! Он же оттуда сюда ничего не соображает!.. Да вы кушайте, Ираида Аполлоновна, кушайте… Или я неправильно говорю?

– Правильно, Ленечка, правильно, – послушно соглашалась Ираида Аполлоновна, придвигая к себе давно забытые блинчики с красной икрой. – Профессор… не соображает… оттуда сюда…

– А если правильно, – настаивал Леня, – так что же вы моей Лорочке говорили, когда она от вашего сына ко мне уходила, что она еще пожалеет? И кем вы тогда были в этот момент?

– Дурой, наверное, – догадалась Ираида Аполлоновна, налегая на заливную осетрину.

– Если бы только дурой! А кто в мой профком жаловался, что Леня Бык разрушает советскую семью? Кто моему управляющему трестом письма писал, что таким грязным типам, как я, не место в нашей «Горканализации»?

– Я не писала! – не переставая жевать, испугалась приезжая.

– Ах, не писали?.. Очень хорошо… Лорочка, убирай со стола!..

– Ну писала, писала… – еще сильнее испугалась Ираида Аполлоновна. – Но вы же и меня поймите, как мать… Лорочка с Мишенькой жили, можно сказать, душа в душу, и тут появляетесь вы, совершенно посторонний человек… Со своими ухаживаниями…

– Ах вот оно что! – разозлился Леня. – Они, значит, как вы говорите, жили душа в душу, а я, значит, по-вашему, как посторонний человек должен был это терпеть? А почему, вы не знаете? Почему это у вашего придурковатого сына должна быть и Лора, и арфа, и кафедра, а у меня, например, ничего? Я, между прочим, тоже был не без способностей. Я был изобретатель! Я, между прочим, первым в Одессе изобрел французские солнцезащитные очки в пластмассовой оправе! И что мне за это дали в вашей драной стране? Профессора? Фига с два! Год условно мне дали, вот что!.. Потом я еще итальянские джинсы изобрел в домашних условиях… Только начал производить – и что получил? Может быть, кафедру? Полтора года тюрьмы с конфискацией имущества! Меня потом даже в эту вашу чертову канализацию без испытательного срока пускать не хотели… И что же? Прихожу я как-то по вызову к вашему сыну чинить бачок, а этот профессорский паразит прямо на моих глазах с молодой женой живет душа в душу. Так должен был я это терпеть или не должен?! Лора! Передай Ираиде Аполлоновне мацу в шоколаде. Она такой сроду не видывала!.. Так я, Ираида Аполлоновна, что-то не слышу: должен был я, в своем положении, терпеть такое счастье вашего сына – или не должен? Ответьте, как вы есть мать!