Большая интрига - [130]

А тот с совершенно спокойным видом неподвижно смотрел на Мерри Рулза. Он спрашивал себя, какие мысли могли возникнуть в этой тупой голове? Одно у него не вызывало сомнения: майор готовил ему какую-то подлость. С самого начала он был уверен, что тот непременно найдет причину, чтобы упрятать его в тюрьму. А уж в данном случае таких причин можно было найти сотню!

На генеральшу ему в этом случае надеяться было нечего. Нет, только Лефор, один Лефор мог его спасти, при условии, что капитана не повесят еще раньше, до прихода товарища!

Наконец, Мерри Рулз поднял голову и злобно посмотрел на Байярделя.

— Капитан, — уронил он, — вы не оправдали доверия, которое все население острова возлагало на вас. Вы руководили экспедицией так, как это не сделал бы последний портовый бродяга! Можно подумать, что вы никогда в жизни не управляли судном, никогда не участвовали в сражениях. Не скрою от вас, что все это покажется довольно странным Совету. Ходят слухи, и вам они, я полагаю, известны, что вы состоите в сговоре с некоторыми из пиратов, например, с вашим приятелем, Лефором. Ваше поражение, и особенно поведение, только подтверждают их. К тому же вы признаетесь, что вели переговоры с этими негодяями! Да, вы сами во всем признались… Боюсь, что мне не удастся вас спасти…

Байярдель весь трясся. Не от страха, а от сдерживаемого гнева. Он не мог вынести подобных обвинений в свой адрес! Он — предатель!? Он, который спас всю эту страну, который освободил генерала дю Парке!

— Господин майор! — воскликнул он, задыхаясь. — Ваше счастье, что вы высказываете все оскорбления от лица членов Высшего Совета, о решении которых еще рано говорить! Но никогда, еще никогда и никто не разговаривал со мной в таком тоне! Этой шпагой я заткну в глотку такие слова любому, кто только осмелится мне их высказать! Я всегда был верным и законопослушным солдатом, и мадам генеральша знает об этом, учтите!

— Я надеюсь, — спокойно и почти насмешливо проговорил Мерри Рулз, — что она напомнит об этом на заседании Высшего Совета, когда зайдет речь о вашем деле! И надеюсь также, что вы сможете проявить такую же напористость для собственной защиты!

Майор снова поднялся и стал беспокойно ходить по комнате. Он старался не смотреть на Байярделя, но тот не спускал с него глаз. В нем пробуждалась вся его прежняя ненависть к этому человеку. Капитан вспомнил обстоятельства, при которых он сначала обезоружил его, а затем — спас. Он вспомнил также, как они вместе с Лефором защищали его от генерала дю Парке. Сейчас в его руках заключалась огромная власть, он уже был хозяином положения и, очевидно, собирался отомстить.

В какое-то время капитан заметил, что черты Рулза смягчились, и сразу же подумал, что дальше последует новое доказательство лицемерия. И правда, майор сильно сбавил тон:

— Я, безусловно, говорил о Высшем Совете. Капитан Байярдель, мне известны ваши заслуги перед Мартиникой и ваша личная отвага. Поэтому мне так трудно принять какое-то определенное решение. Меня могут упрекнуть в излишней мягкости…

Он замолчал, но все еще продолжал ходить, заложив руки за спину и наклонив голову.

— А пока, — продолжал он, — я прошу вас составить подробный отчет о событиях на Мари-Галант: о том, что произошло в Ансе-на-Гале, и о столкновении при Кей-де-Фере… Настоятельно прошу во всех деталях передать угрозы по отношению к Сен-Пьеру и ко мне лично, которые вы слышали от Лефора. Поскольку вы все равно мне об этом рассказали, то нельзя о них умалчивать: по крайней мере, это даст возможность членам Совета и населению разобраться во всем…

— Я напишу отчет, — сжав кулаки, сказал Байярдель.

— Надеюсь. Имейте в виду, что капитан Эстеф тоже напишет такой же документ; с Шамсенея я потребую того же… Для вас бесполезно представлять события в другом виде, даже если это, по вашему мнению, будет вам на руку, поскольку советникам нужна только полная ясность и абсолютная истина.

— Не думаете ли вы, майор, — ответил Байярдель, с трудом стараясь не перейти на крик, — что такой человек, как я, который не раз смотрел смерти в лицо, дрогнет перед сборищем политиков? Когда я вам говорю о политике, то это для того, чтобы вы поняли: я не строю себе иллюзий. Не моя вина — если тут есть какая-то вина, — что меня будут судить; меня просто волнует то, как некоторые политики истолкуют предпринятые мной действия. А если они сочтут, что я виновен? Тем хуже! Самое главное, майор, и вы, даст Бог, когда-нибудь узнаете — это жить в мире с собственной совестью! Я всегда следовал голосу чести, сражался за короля и свою страну. Если я и ошибался, то по чистому недосмотру, но предателем я никогда не был. Когда меня отправят в тюрьму и даже на виселицу, я буду знать, что это сделано в чьих-то личных интересах. Прекрасно! — воскликнул он, повысив голос, потому что заметил, что майор жестами выражал неодобрение. — Прекрасно! Я говорю о личных интересах и хочу сказать, что такая политика вызывает у меня отвращение. Неужели вы думаете, что человек, который насквозь прокалился под лучами нашего жаркого солнца, не представляет себе, что за грязная борьба за власть невидимо происходит ежедневно на этом острове? Неужели вы думаете, что я не вижу, как тысячи амбиций сплетаются вокруг должности лейтенанта при генеральше дю Парке? Не надо мне про это рассказывать! И поскольку мы сейчас с вами наедине, то позвольте мне добавить, что я уже давно понял, кто и как затевает здесь всевозможные заговоры! Боже мой, да вернись генерал хотя бы на час на остров, то многие, кто бывает в форте, стали бы смертельно бояться призраков! А пока я вам скажу одно, майор: не важно, признают ли меня правым или виноватым, — у меня совесть чиста, но вы берегитесь! Слышите? Как говорит Лефор, на всем острове не хватит леса на строительство виселиц, чтобы перевешать на них всех преступников!