Большая интрига - [101]

— А вы думаете, что я вас не видела?

Он медленно наклонил голову.

— Вы говорите, что видели нас обоих? Боже мой, а что такого вы могли видеть? Мари и я по-братски поцеловали друг друга!

— По-братски — в губы?

— Так все делают на моей родине, Луиза!

— Но она первая начала!

— Я этого не заметил, — хладнокровно и цинично ответил он. — Как раз это и объяснит вам, что ничего особенного во всей увиденной вами сцене не было. Я и не думал о губах Мари! У нее сейчас большое горе и множество забот. Этот Мерри Рулз…

— О, Реджинальд, прошу вас, не надо лгать! Не пытайтесь меня обмануть. Я все видела… Мои глаза не могут меня обмануть!

— Стало быть, вы не хотите, чтобы я вам все объяснил? — спросил он, вставая с дивана. — Очень жаль!

Она подумала, что он и вправду сейчас уйдет и оставит ее совсем одну. Этого она боялась больше всего на свете. Она была возмущена его поведением, сгорала на огне ревности, но не смогла бы вынести одиночества и именно в такой момент не могла бы расстаться с шевалье.

— Реджинальд! — умоляюще воскликнула она, — почему вы заставляете меня так страдать?

— Вы страдаете так по своей собственной глупости, — заявил он таким же холодным тоном. — Вы страдаете именно потому, что сами неправы! Но вы ведь не хотите меня слушать. И вам должно быть известно, что чувства очень обманчивы, об этом же часто говорил и ваш Монтень!

Она усмехнулась, и в ее голосе можно было услышать насмешку и жесткое упрямство:

— Теперь вы хотите уверить меня в том, что я не видела, как вы целовались с Мари!

— Вот именно, — ответил он с обидой в голосе. — Вы видели, как мы с нею целовались? Но что это был за поцелуй? Вспомните, как я обнимаю вас, как я вас целую, как прижимаю к себе! Тогда вы говорите, что слышите удары моего сердца, а я могу почувствовать каждое биение вашего! И неужели тот поцелуй, который вы могли видеть, был похож на поцелуй двух влюбленных? И потом, Луиза, я нахожу совершенно недопустимой эту сцену ревности в двух шагах от дома, где нас могут увидеть и услышать негры, которые начнут радоваться этому, как глупые попугаи, да и к тому же сюда в любой момент могут прийти Жюли или Демарец!

— Я надеюсь, что вы не думаете успокоить меня, пригрозив сплетнями со стороны чужих для меня людей?

— Конечно, нет, — ответил он. — Но если вы хотите сказать мне что-то серьезное, приходите ко мне в комнату. Мне очень неприятно быть участником спектакля, а еще больше не хотелось бы быть втянутым в скандал. Придите ко мне в комнату, Луиза, но при одном условии: вы разрешите высказаться и мне. А если вы не дадите мне сказать ни одного слова в свое оправдание, тогда нам не следует и начинать разговор! Я считаю, что истинная любовь должна строиться на взаимном доверии, иначе яд будет постоянно разъедать наши отношения и нашу жизнь… Идемте, если хотите…

Не дожидаясь ее решения, он направился к лестнице и стал подниматься наверх. К себе в комнату он вошел еще до того, как Луиза взошла на первые ступеньки, но он оставил дверь открытой и принялся спокойно набивать трубку.

Он уже курил, когда она появилась в дверях.

— Прошу вас закрыть дверь, — произнес он строго, но все с той же холодностью, которая окончательно выбила несчастную из равновесия. — Если вы потеряете хладнокровие или позволите себе чрезмерный всплеск эмоций, то, по крайней мере, вас никто не увидит и не услышит.

От волнения Луиза не могла справиться с лицом, кроме этого, она вообще попала в весьма затруднительное положение. Насколько раньше она чувствовала себя сильной, настолько теперь она оказалась полностью во власти этого рассудительного человека, который оказался прекрасным дипломатом и так владел собой, что не испытывал по отношению к ней безумной страсти.

— Ну, как? — спросил он. — Отчего вы молчите? Говорите, что вам нужно.

— Реджинальд, — задыхаясь, начала она, — я считаю, что это вы должны объяснить свое поведение. Ведь это вы…

— Что я должен объяснить? Вы видели, как я целовал Мари. Да, я поцеловал ее в губы! И именно это вам не нравится?

— Реджинальд! Реджинальд! — в изумлении воскликнула она. — Вы так со мной разговариваете! Вы осмеливаетесь! Со мною…

— А как мне с вами разговаривать?

Он был высокомерен, сух и циничен.

— Вы больше меня не любите?

Он поднял к небу руки и тут же опустил их жестом полного отчаяния.

— Опять, — произнес он, как бы разговаривая сам с собой. — Опять то же самое. Вы устраиваете мне сцену ревности и подозрений, которые оскорбляют меня настолько же, насколько они оскорбили бы и Мари, если бы она смогла все это услышать. А в заключение вы утверждаете, что я вас не люблю! Так на чем же вы основываете вашу уверенность?

Сердце Луизы колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Она почти с ужасом смотрела на своего любовника. Она его больше не понимала. Она так страдала при виде поцелуя, которым обменялись Реджинальд и Мари. Ей показалось, что она обнаружила такое, о чем еще не догадывалась. Еще никогда шотландец не говорил с ней таким тоном, никогда еще не представал перед ней таким холодным, никогда не был таким жестоким и непроницаемым.

Бедное дитя спрашивало себя, уж не явилась ли она игрушкой своих собственных заблуждений, иллюзий, не придумала ли она все, что было до этого? И на самом деле, почему этот человек, которого она страстно любила всеми своими силами, которого ставила превыше всего на свете и который всегда был по отношению к ней вежливым, предупредительным, казался влюбленным и старался предупредить каждое ее желание, почему вдруг она увидела абсолютно незнакомое лицо, страшное и пугающее?