Такое у меня случается раз в год, в полтора. Я имею в виду — открываешь дверь, а на полу — покойничек. И еще эта Керри. Представим, вот она звонит, интересуется, так сказать, моими успехами. Я рассказываю все как есть, она на том конце провода принимается рыдать, а я… я буду слушать и прикидывать, сколько времени девочка провела перед зеркалом, репетируя эти свои рыдания. Может, те самые два часа, в течение которых я мытарился в отеле «Лава»? Если она знала, что Фентон мертв, зачем ей понадобилось ставить меня в дурацкое положение? Проблема алиби? Но ведь я поверил ей сразу, еще в половине одиннадцатого. Фентон к тому времени уже расположился на полу ванной комнаты. Имеется ли причина сомневаться в искренности ее слез? Ладно, расслабимся. Почитаем спортивное обозрение. Так, так, «Медведи» из Сент-Луиса в пух и прах разгромили «Янки». Четыре — ноль. Впрочем, это не обидно, — настоящие янки скоро начнут возвращаться из Европы и с Тихого океана.
Официантка с немолодым лицом и черными, как смоль, крашеными волосами улыбнулась мне:
— Еще кофе?
— Нет-нет, благодарю вас. — Я решил проявить галантность: — Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
— Ну, для начала сделайте так, чтобы война поскорее закончилась. — Она посерьезнела. — У меня там двое сыновей, за океаном.
Я поднапряг извилины.
— Скоро все они будут дома! — изрек я, положил на стол лишний десятицентовик и очень собой возгордился.
— Мистер, — сказала она с обворожительной улыбкой, — вы по ошибке оставили двадцать центов вместо десяти.
— Никакой ошибки.
— Нет, вы ошиблись. — Она взяла одну монету, а другую подвинула ко мне. — Не вы начали эту войну, не вам за нее и расплачиваться. Удачи вам.
Черт побери, не прошло и полдня, а я уже побеседовал с двумя приличными людьми. Долго так продолжаться не может.
Я оказался прав в своих опасениях — вот что значит богатый жизненный опыт. Едва я закрыл за собой дверь конторы и увенчал шляпой голову лося, телефон на столе задергался, запрыгал, затарахтел.
— Это Джек Ливайн? — спросил бесстрастный женский голос.
— Допустим.
— Пожалуйста, не вешайте трубку.
Я не успел и слова вымолвить в ответ.
— Я разговариваю с Джеком Ливайном? — обратился ко мне уже мужской голос, странно высокий и мелодичный.
— Совершенно верно, но дайте же сделать ответный ход. Я-то с кем имею честь беседовать?
Он засмеялся, — ах ты, Боже мой, зазвенели китайские серебряные колокольчики.
— Э, да вы весельчак! Меня зовут Уоррен Батлер, я директор театра «Джи-ай».
— Чем могу быть полезен, мистер Батлер?
— Боюсь, это не телефонный разговор.
— Отлично, тогда открывайте окно и кричите. Может, я услышу.
Снова проклятые колокольчики. Я бы предпочел разговаривать с его секретаршей.
— Понимаю, теперь понимаю причину вашей известности, мистер Ливайн. У вас превосходное чувство юмора.
Скажите, пожалуйста, какие комплименты. От его елейного тона меня уже начинало подташнивать.
— Долго еще мы будем кота за хвост тянуть, мистер Батлер? Вы уверены, что вам нужен именно я?
— Абсолютно уверен, мистер Ливайн! — Он идиотически хихикнул. — Мне хотелось бы встретиться с вами по поводу одного деликатного дельца, и как можно быстрее.
— Хорошо. Подождите, мне нужно справиться в записной книжке. — Я посмотрел в окно — по небу ползли тучи, обещая дождь. — Вам повезло, мистер Батлер, есть у меня свободный часок. Давайте адрес.
— Знаете здание Шуберта?
— Разумеется. На Сорок пятой улице?
— Именно. Дверь тысяча сто семь.
— Счастливое число.
— Я в этом убедился на собственном опыте, Джек. — Я уже стал просто Джек. Он помолчал несколько секунд, а когда заговорил вновь, голос его был деловитым, и это мне понравилось больше. — Итак, жду вас в три.
— Годится, — сказал я, повесил трубку и полез в холодильник за пивом. Вообще-то административные правила запрещают держать в конторе холодильник, но никакие законы природы или государства не заставят меня отказаться от удовольствия выпивать бутылочку холодного пива после полудня.
Единственная ведь радость в жизни. Пиво помогает мне думать, если у меня возникла потребность в этом, или дремать, если пришла охота расслабиться. Помогает вспоминать и помогает забывать. Ну, вы меня понимаете.
Сегодня как раз требовалось пораскинуть мозгами. Вопросов накопилась уйма, а ответов ни одного. Если Батлер собрался толковать со мной о факте вымогательства, которому подверглась его хористка, то каким образом этот факт стал ему известен? Или разговор касается Керри Лэйн без какой бы то ни было связи с Фентоном? В таком случае она что-то от меня утаивает. А может, звонок Батлера и не имеет к девчонке никакого отношения? Ну да, конечно, просто такое обычное совпадение. Есть и еще вопросик, Если Батлер знает о факте вымогательства, почему он обратился именно ко мне? Понятно, не желает лишнего шума, но ведь в его распоряжении наверняка свора своих шестерок, а уж эти ребята под поезд бросятся, лишь бы имя хозяина осталось незапятнанным.
Снова зазвонил телефон, это была Керри. Она задыхалась от волнения. Или это ей было по роли положено — задыхаться от волнения?
— О, мистер Ливайн, с вами все в порядке?
