Мы подошли к двери тридцать пять двадцать один, и конвоир слева попридержал меня за локоть, а конвоир справа шагнул вперед и негромко постучал — трижды, вот так: тук — пауза — тук — тук. Дверь немедленно отворилась, меня опять подтолкнули, и я очутился в небольшой гостиной. Двухметровый негр закрыл за мной дверь, тяжеловесы остались в коридоре.
Поджарый мужчина в мундире — три звезды на груди — вскочил с кресла и пошел мне навстречу.
— Мистер Ливайн, рад вас видеть. Я — генерал Редлин, бодро сказал он.
Я кивнул и молча пожал протянутую руку. От волнения я не находил слов. События в последние дни развивались столь стремительно, непредсказуемо и противоречиво, что я всерьез начал сомневаться: может, все эти люди — Керри, она же Анна Сэвидж, Батлер, банкир Сэвидж, а теперь вот еще и генерал Редлин путают меня с каким-то другим Ливайном, который действительно обладает способностью влиять на судьбы мира, с каким-нибудь гениальным сукиным сыном…
А я, ну кто я такой? Обыкновенный шамес, роюсь в мусорных баках или перетряхиваю нижнее белье и этим кое-как зарабатываю на жизнь. Что им всем от меня нужно?
— Пройдемте, — сказал Редлин. Негр пересек гостиную, встал у другой двери и вопросительно посмотрел на генерала, а тот — на меня.
— Вы готовы, мистер Ливайн?
— Я в порядке. — Я поразился своему внезапно осипшему голосу. А уж сердечко мое билось так отчаянно, что генерал, похоже, услышал его стук. Во всяком случае, он усмехнулся. Он, разумеется, так и предполагал, что шамес хорохорится только по телефону, а здесь, в «Уолдорф Тауэрс» мигом засунет язык в задницу. Короче, я мгновенно разозлился, и это мне помогло собраться с мыслями, когда мы вошли в зал с огромным круглым столом посередине, за которым расположились сплошь высшие чины в парадных мундирах и при всех орденах, а вокруг них крутились халдеи в белых пиджаках с подносами и тарелками. Итак, засвидетельствовать почтение мистеру Ливайну явились представители наземных войск, флота и авиации. Мундиры белые, синие и зеленые: ни морщинки, ни ворсинки. Пуговицы горят. Точные движения холеных рук. Серебряные вилки и ножи позвякивают о тарелки. Рты заняты пережевыванием пищи, поэтому голоса, привыкшие командовать, звучат приглушенно. Белые пиджаки двигаются тоже бесшумно, а главный среди них отдает указания исключительно жестами, или шевелит бровями, или, в крайнем случае, щелкает пальцами.
Когда мы вошли, за столом воцарилось молчание. Вояки даже жевать перестали. Халдеи тоже замерли, как летучие мыши, прислушиваясь к колебаниям воздуха и пытаясь понять, что это за очередная важная персона пожаловала.
— Джентльмены, — сказал Редлин торжественно, — нам оказал честь своим присутствием мистер Ливайн, выдающийся частный детектив.
Я шаркнул ножкой. Те, кто был посообразительнее, засмеялись, но у большинства лица оставались каменными.
Редлин двинулся вокруг стола, называя их по именам: генерал Такой-то, адмирал как бишь его, бригадный генерал Не расслышал — и ладно. Не было здесь, правда, ни Эйзенхауэра, ни Макартура, ни Брэдли или Нимица, но все же и об этих людях я читал ежедневно, искренне ими восхищаясь, ведь это именно они загнали Гитлера в тупик. Только британский полковник и седой адмирал были мне неизвестны, и я решил, что они из контрразведки.
А вот двоих в штатском я сразу признал. Первый был не кто иной, как Ли Фактор, правая рука ФДР, готовый ради хозяина на все, этакий гном с черными курчавыми волосами, мясистым шнобелем и пронзительным плутовским взглядом. Такие, как он, угостят вас перед расстрелом сигаретой и тут же скомандуют: «Пли!», не дав докурить.
А знаете, кто был второй? Ни за что не догадаетесь. Когда Редлин подвел меня знакомиться с Уорреном Батлером, я откровенно расхохотался в лицо маэстро.
— Ах да, вы же знакомы, — смущенно сказал Редлин. Я продолжал хохотать, а Батлер стал багровым, как русский борщ. Это меня еще больше развеселило. Ловко он обвел меня вокруг пальца, и видеть его сконфуженным было хотя и слабым, но утешением.
Все еще давясь от смеха, я занял место рядом с Редлином, предупредил склонившийся надо мной белый пиджак, что терпеть не могу пересушенные омлеты, и, вооружившись ложкой с пилообразными краями, нацелился на толстый ломоть мускатной дыни. Никто из присутствующих не притрагивался к пище. Все следили за мной, прикидывая, на что я способен. Я, впрочем, был к этому готов.
— Вас удивляет, джентльмены, что я ем дыню ложкой? — спросил я, ни к кому в отдельности не обращаясь. Тишину за столом можно было назвать предгрозовой.
— Джек, можете чувствовать себя совершенно свободно, — заверил меня генерал Редлин. — Вы среди друзей.
— Я так и понял, — не менее доверительно откликнулся я. — Спасибо, джентльмены! Когда еще выпадет случай позавтракать на дармовщинку.
Кто-то кашлянул. Это верно — чтобы привыкнуть к моим шуткам, нужно время.
— Тогда, может быть, перейдем сразу к делу? — Генерал Редлин уже начинал сердиться. — Мы собирались побеседовать по-дружески, а вы продолжаете паясничать.
— Напомните, если забуду, рассказать вам, как по-дружески обошлись со мной на одной пожарной лестнице в городе Филадельфия, — сказал я с набитым ртом. — Вас это позабавит.
