— Почему, Дун? — спросил хор голосов.
— Да потому, что я поспрошал стариков и выяснил: давным-давно, сто лет тому назад, на этом самом месте была…
Выдержав эффектную паузу, он закончил:
— Церковь!
— Церковь?
— Добрая римская твердыня на зыбкой ирландской почве! Ее красота укрепляла веру. Но под такой тяжестью просел угловой камень. Тогда священники сбежали, бросив храм на произвол судьбы — и алтарь, и все прочее, а сейчас на этих развалинах стоит ваш покорный слуга Дун, по прозвищу Гимнаст. Я стою над землей!
— Да это настоящее открытие! — не удержался Финн.
— Не спорю! Отныне именно здесь мы будем изучать глагольные формы: освоим наклонения в разных видах, чтобы в будущем времени, ближайшем и отдаленном, возродить наши чувства к женщинам, — объявил Дун, не покидая сырого мшистого островка. — Но на всякий случай…
— На какой случай?
Дун указал рукой куда-то вдаль.
Его дружки развернули велосипеды, так и стоя над рамами в нелепых позах.
На пригорке, прежде скрытые от глаз, но теперь уже вполне различимые, метрах в тридцати появились две женщины — не розовые бутоны, отнюдь, но вполне пригожие, особенно под покровом тьмы да еще в таких обстоятельствах.
Росточку в них было — всего ничего. В Ирландии малым ростом никого не удивишь, но эти оказались уж вовсе крошечными: таких увидишь разве что в цирке или на ярмарке.
— Лилипуточки! — воскликнул Финн.
— Артистки варьете, на той неделе выступали в Дублине! — объявил Дун, не вылезая из болота. — Каждая весит вдвое меньше меня, иначе церковная кровля сдвинется с насиженного места и обрушит нас в пучину!
Дун свистнул и помахал. Дюймовочки, маленькие женщины, прибавили шагу.
Когда они благополучно преодолели трясину и остановились подле Дуна, тот позвал приятелей:
— Не пора ли вам отлепиться от велосипедов и составить компанию танцовщицам?
Все дружно ринулись в болото.
— Назад! — закричал Дун. — Подходи по одному. А то встретимся вечером в пабе…
— И кого-нибудь недосчитаемся, — договорил за него Финн.
