Болотное гнездо - [49]

– Ориентировку восстанавливали, – чувствуя, как внутри все холодеет от страха, соврал Санька. – Дым, видимость плохая, думали, проскочили Елань, а потом определились и сюда, к вам.

– Понятно, – протянул Шипицын. – Еще раз залетите туда – приму меры. Сам. Поставлю мужиков с ружьями, в два счета они вас снимут.

Санька молча смотрел на Шипицына: каким был, таким и остался. Он пожалел, что сорвался на крик, такого не перекричишь, каши мало ел. Действительно, чего навязываться. Но уходить выпертым в шею не хотелось.

– Можно, я от вас Геннадию Васильевичу Лaxoнину позвоню, – показав глазами на телефон, спросил Храмцов, – машину вызвать?

– Зачем звонить, я даю свою, – уже мягче сказал Шипицын. – У меня свободна.

– Не надо. Как-нибудь без вашей машины обойдусь, – буркнул Санька, снимая телефонную трубку.

«Ну что, убавилось бы у председателя, если б он подал руку?» – ожидая машину, думал Санька. В детстве случалось и похуже, и ремнем его драли, и словами разными ругали, но то время шло по иной мерке, и его он не брал в счет, тем обидам и цена-то детская. Он-то понимал, председатель обидел не его – всех летчиков обидел. А за что, спрашивается?

Летая по колхозам, Санька не задумывался, нужна ли его работа. Раз вызывают – значит, нужна. Отлетал в месяц положенную норму, а там хоть трава не расти. Потом в бухгалтерии переведут часы в рубли – вот и вся арифметика. Часто он даже не видел результатов своей работы. Летаешь, льешь на поля химикаты, специалисты говорят, помогает, ну и слава богу. Он подозревал, что и колхозников не очень-то волнует, попала на поля химия или нет. Для себя он уяснил главное: работать без происшествий, а на все остальное можно было найти тысячу объяснений, например, почему сорняки как стояли, так и остались стоять. Летчики хорошо знали все эти тонкости и, не утруждая себя, обрабатывали края, затем – пара полетов наперекрест, как говорили, «запечатывали конверт», и принимались за другое поле. Неделю в одном колхозе, неделю в другом. За сезон наберется десяток колхозов, работа, как у пчел, с цветка на цветок – и никаких претензий, да и какие они могут быть к летчикам? И вот впервые отказались от самолета.

Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, Санька стал рассматривать Старую Елань. Взгляд то и дело натыкался на постройки, которые появились в его отсутствие. Вдоль реки шел ряд новых, сложенных из бруса, домов. На месте старого магазина стоял новый – бетонный. Смотрел он на площадь широкими стеклянными глазами. Напротив все так же стояла белая церквушка, вокруг которой, как на оси, сидело все село.

Подлетая к Старой Елани, Санька, прежде всего, разыскал именно ее. Дед говорил, что раньше Старая Елань была центром всей волости. Но когда в конце прошлого века чуть стороной проложили Транссибирскую магистраль, село остановилось в росте, дорога, как насос, выкачала народ.

«Хорошо, что Адам Устинович не перенес правление на станцию, а то бы конец Старой Елани», – хвалил он Шипицына.

Раньше Старой Елани не везло на председателей, сменялись они каждый год, как тренеры футбольной команды, а дела шли все хуже и хуже. Еще немного – и поразбежались бы староеланцы по другим колхозам. Дошло до того, что должность председателя стала наказанием, никто не соглашался на нее. Шипицын согласился. Он и тут не изменил себе, взял круто, как привык на фронте. Рассказывали: в первый же день, когда его избрали председателем колхоза, предложил Шипицын привести в порядок поселок: проложить тротуары, починить заборы, покрасить ставни. И поставил условие: не выпускать без присмотра скотину со двора.

– Смотрите, кто нарушит, приму самые строгие меры, увижу – пристрелю на месте, – пообещал он.

Колхозники посмеялись: чудит председатель, но предложение поддержали. Через неделю смотрит председатель: неподалеку от клуба возле памятника погибшим односельчанам свиньи пасутся, чешутся боками о штакетник. Шипицын не поленился, сбегал домой за ружьем и всадил заряд дроби в поросенка.

– Уголовника выбрали, – орала хозяйка поросенка. – Так, глядишь, и по нам стрелять начнет. Жаловаться надо!

Но с той поры все поняли: Шипицын слов на ветер не бросает. Ругали его по-за глаза, костерили, называли самодуром, но на очередном собрании избирали вновь.

Многое Санька забыл, а вот это помнил.

Открыв дверь в кабинет председателя, Санька как бы приоткрыл дверь и в свое детство. Он вдруг разом вспомнил: раньше все разговоры в доме начинались и заканчивались Шипицыным. Где-то там, в районе и еще дальше, была власть и законодательная, и исполнительная, здесь же, в Старой Елани, он был и тем и другим в одном лице.

Неподалеку от правления под забором в тени, высунув языки, лежали собаки и лениво смотрели на прыгающих около крыльца воробьев. То знаменитое распоряжение о скотине почему-то не распространялось на собак. Санька хорошо помнил: староеланские собаки славились не меньше председателя, вреднее их не было собак в округе, они без промаха узнавали чужих и не давали прохода. Вот и сейчас с каким-то угрюмым любопытством они нет-нет, да и поглядывали на него, казалось, узнали, что он приезжий, и ждут минуты, когда он спустится с крыльца.