Больница людей и нелюдей. Книга 1 - [37]

Вымывшись и переодевшись в пижаму, я наконец-то завалилась на собственную постель. Да уж, успела я забыть, каково это — ночевать не на диванчике в ординаторской, а в родной любимой кроватке. Спать не хотелось, настроение упорно стремилось в Бездну, единственным желанием было прибить того умника, что поставил на уши всю больницу. Ну и тушу с ним за компанию… Так, для профилактики.

— Сурина, вы как-то регистрируете больных и посетителей?

Что? Что за дурацкий вопрос?

— С чего бы?

— Ну так надо же знать, кому вы помощь уже оказывали, кто и с чем появился впервые, да и кто к кому ходит — тоже.

— Вот еще. Делать нам нечего. Пришли — ушли. Кто за…

До меня дошел смысл вопроса.

— Тухлая кровь. Ты что, думаешь, это кто-то неместный?

— Почему нет?

— Да потому, что к нам, нелюдям, посетители не ходят!

— Почему? Это запрещено?

— Потому что. Бессмысленно. Тут редко кто задерживается больше чем на пару дней.

— А к людям?

Вашу ж Бездну с демонами и лавой… А ведь точно… Там действительно проходной двор, а не больница.

— Есть специальные дни для визитов.

— Но нет регистрации?

— Слушай, это только ты с твоей извращенной логикой могла до такого додуматься!

— Ну… Судя по количеству смертей, не только я…

Глава 7. Умнеют не от хохота, а от жизненного опыта

Инна:

Край наивных, непуганых идиотов. Совершенно оригинальные дебилы с крылышками. Я вообще удивляюсь, как их всех здесь не вырезали за пару-тройку лет.

Ну нелюди — ладно, пусть. Сверхспособности, сверхвозможности, все такое прочее. Крутые, в общем. В случае опасности вполне смогут себя защитить. А люди? Эти создания каким Макаром еще живы? Никакого контроля, ни малейшего понимания ситуации. Их режут, а они даже не удосужились подумать о журнале посещений.

Дурачье наивное. Как овцы, ей-богу! Сурина так недоверчиво: «…только ты с твоей извращенной логикой могла до такого додуматься!».

Не только я, женщина-вамп. Вон как следователь сегодня по кабинетам горным козлом бегал. Да и внизу, у людей, его не раз и не два видели. Тоже, небось, до чего-то дельного наконец-то дошел. Интересно, своими мозгами? Или подсказал кто? Как там в одном из старых фильмов было? «Чую, я все чую»? Вот так и я чую, что нам всем в этой дурацкой многорасовой больнице придется не один раз «повеселиться» из-за равнодушия или безмозглости начальства. Ах, люди мрут! Ах, это ненормально! Да чего ж не умирать-то, если за передвижением незнакомцев тут никто не следит? Ладно, пусть это не режимный объект, чтобы фиксировать каждый шаг пациентов и персонала. Но уже одно то, что смертей стало чересчур много, должно привести руководство к мысли о банальной слежке за тем же персоналом? Кто ж еще на убийства в этой ситуации способен-то? Нет? Не дошло? Пусть все на своих местах продолжают трудиться, как ни в чем не бывало? Ну тогда получите-распишитесь, еще несколько трупов на вас свалим, чтобы жизнь раем не казалась. Как сегодня Астон в ординаторской разорялся, защищая родимый коллектив: «Да у нас в больнице такого никогда не было! Да наши врачи самые лучшие!». Не было — будет. Все когда-нибудь начинается с нуля.

В общем, идиоты. Все идиоты.

С такими невеселыми мыслями я и заснула.

— То есть вы предполагаете, что это серийный убийца? И он ходит на этажи людей, как к себе домой?

Да что уж тут предполагать. Вы, господин следователь, уже и сами до этого додумались, иначе не начали бы с нами, врачами, по второму кругу допрос-беседу проводить. Да еще и вопросы такие интересные: «Что непонятного/странного с вами или вашими пациентами случилось за последнее время? Ваши мысли на тему происходящего на людских этажах? Как часто вы там бываете?» Хорошо хоть, в лоб пока об алиби не спросил. И то наверное только потому, что среди персонала немало аристократов… Не привыкли они к тому отношению, тем более — со стороны обычного, ничем не примечательного человечка… Представляю, как отреагирует та же вампирша, когда этот типус намекнет ей на возможное участие в людских темных делишках. А что, почему собственно нет? Способности к гипнозу у ее семейки имеются, хоть и называются по-другому; сама она с охраной на человеческих этажах приятельствует, дорогу туда знает неплохо; один из работничков-докторов давненько в нее по уши влюблен. Идеальный кандидат, блин.

— Почему нет. Или псих, или наоборот: слишком хорошо понимает, что и зачем творит. А насчет «домой»… Тут же ни малейшего надзора. С улицы любой может зайти. И никто не будет смотреть, кто куда пошел и чем занят. Никому чужая жизнь не интересная. Так что все возможно.

— С улицы… Да, возможно, и с улицы… Скажите, Инка, в вашем мире у всех людей такое… необычное… мышление?

Как это рассматривать? Как комплимент или как оскорбление?

— Нет. Есть люди наивные, есть циничные, есть те, кто намного умнее меня.

— М-да… То есть лично с вами ничего странного не случалось… Хорошо, спасибо. Можете быть свободны.

Угу. Топай, женщина, отсюда, и поскорей. Мужчина думу думать будет.

Вот уже полчаса мы с лешим возились с непонятно чем отравившейся молодой дриадой. «Подруги Буратино», как обозвала я их про себя, благодаря близкому родству с растительным миром отравлению не должны были поддаваться вообще. Вот только конкретно этой представительнице древесной братии о таком иммунитете, видимо, сообщить забыли: зеленая женщина, тонкая, как камыш, вся покрытая непонятными красными и фиолетовыми пятнами разной величины, скрючилась в позе эмбриона на больничной кровати и, находясь в беспамятстве, периодически стонала и всхлипывала.