Болгары старого времени - [82]
Зверь — не человек был хаджи Донко. И хоть все боялись его и в глаза кланялись ему и почитали, как господа бога, за глаза вся деревня его проклинала и звала антихристом, кровопийцей и бог знает как еще.
У хаджи Донко был сын, молодой парень. А знаете вы, что за ягодка был этот сын? Известное дело, яблоко от яблони недалеко падает.
Из трех сыновей остался у хаджи Донко один только — Димо. Старший давно ушел куда-то, подальше от тяжелой крестьянской работы да отцовских попреков. Хаджи не ударил пальцем о палец, чтобы узнать, где он. Он никогда про него не спрашивал и, наверно, забыл и думать о нем. Второй сын, Станчо, не захотел жениться на девушке, которую выбрал ему отец, — хаджи избил его и выгнал. Пропадал где-то и он. Через два года вернулся, женился на той, которую любил раньше, выстроил себе дом на другом конце села и жил там, словно никогда не был сыном хаджи Донко. Отец знать его не хотел, и только хаджи Донковица тайком бегала к нему повидаться да посмотреть на внучку. Дочь вышла замуж за среднего сына хаджи Стефана. Там она перессорила братьев, била свекровь, не слушала свекра — такая уж это была баба, и хаджи Стефан выгнал ее вместе с мужем. Она поселилась в доме, который принадлежал ее отцу.
Вот и остался у хаджи Донко один младший сын. Димо видел, что старый черт, так он называл отца, долго не проживет, и надеялся все прибрать к своим рукам, если, конечно, не рассердит раньше отца и тот не выгонит его, как старших братьев.
Вот он и решил угомониться на время, всячески угождать старику, слушать его беспрекословно, а потом… потом вознаградить себя за все. Так он и делал. Тайком пьянствовал, хулиганил, что на ум взбредет, то и вытворял, а на глазах у отца прикидывался тихим, как божья коровка, таким работящим, что больше, кажется уж, и некуда, в глаза ему смотрел. И хаджи Донко, попивая кофе, самодовольно говорил: «Из этого малого будет толк, а те вот бездельники, лучше б их совсем не было, только даром хлеб у меня ели».
Дед Славчо и хаджи Донко давно знали друг друга и давно были приятелями. В молодости они вместе ходили на Святую гору и с тех пор называли друг друга побратимами. Хаджи часто заходил к Славчовым выпить подогретой ракии — дед Славчо был большим до нее охотником.
Дед Славчо уважал хаджи Донко за то, что он чорбаджия, первый хозяин на селе. Сам он был человек прямой и честный, никогда не взял чужого гроша, не присвоил чужого зернышка. Но в своем простодушии считал, что все должны быть такими же, как он. Ему никогда не пришло бы в голову плохое подумать о ком-нибудь, тем более о таком уважаемом человеке, как хаджи Донко.
Правда, он немало слыхал о его лихоимстве и злодействах, но не слишком-то верил разговорам. «Завидуют люди богатству, вот и болтают!» — говаривал он иной раз, а чаще молчал. Одним словом, величие и слава хаджи Донко так залепили ему глаза, что он уже не замечал в нем ничего плохого.
Хаджи Донко уважал деда Славчо за набожность да обходительность — каждому умеет сказать приятное, и за то, что он человек смиренный: делает все, как хаджи захочет, и на все, что ему ни скажи, кивает головой. Но больше всего он уважал его потому, что были они равны по богатству. Хаджи Донко, как все чорбаджии, водил дружбу только с богатыми.
С тех пор как Димо стал взрослым парнем и пришла пора искать ему невесту, хаджи стал еще больше увиваться вокруг деда Славчо: и выпивал с ним и так заходил. Запала ему думка насчет внучки деда Славчо. Одного сына он собирается женить по своему желанию, надо и невесту ему подыскать как следует. А разве была на селе другая такая девушка, как Райка? Нравилось в ней хаджи и еще кое-что. Человек он был расчетливый и знал, что у деда Славчо нет другой родни, кроме внучки. «Не сегодня завтра старик уберется на тот свет, он и так уж одной ногой в гробу, сколько же земли к моему хозяйству прибавится! В Большом поле возле Драгушина вместе с полем деда Славчо будет целых сорок ралов. А если за сто двадцать грошей взять у Дока Гарвана тот луг, что возле белой чешмы, да вместе с лугом деда Славчо и с тем, что в прошлом году за долги забран у Ненчо Трытата, как раз наберется семнадцать-восемнадцать косов. Эх, хорошо!» И, обдумывая это, хаджи Донко потирал руки и гадал, как бы поскорей сладить дело.
Однажды, было это в самый день святого Харлампия, в тот год, когда познакомились Райка с Ненко, дед Славчо и хаджи Донко, вернувшись из церкви, сидели у Славчовых в большой комнате возле мангала>{92} и толковали о том о сем. Они говорили о чуме, которую видели в церкви на иконе: святой Харлампий держал ее на веревке, как собаку, о стражнике, которого встретили возле конака, о налоге на овец и коз и других подобных делах. А на мангале в небольшом, в две-три чашки, кофейнике грелась сладкая ракия с медом. В комнату вошла Райка и принесла в красивой миске нарезанную большими ломтями малосольную капусту, желтую, как шафран, посыпанную сверху красным перцем, и поставила ее на низенький столик.
Дед Славчо снял кофейник с огня, постучал им о края мангала, чтобы стряхнуть золу, налил ракии в чашку, стоявшую на столе, и подал хаджи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее издание представляет собой сборник произведений классика болгарской литературы Ивана Вазова (1850–1921). В него вошли повести («Отверженные», «Наша родня») и рассказы («Вылко на войне», «Встреча», «Упрямая голова» и др.).
Алеко Константинов (1863—1897) — крупнейший болгарский писатель-сатирик, автор популярного и поныне «жизнеописания» невежественного и наглого торгаша и политикана — «Бай Ганю». Кроме «Бай Ганю» в сборник входят путевые очерки и фельетоны.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Шарль де Костер известен читателю как автор эпического романа «Легенда об Уленшпигеле». «Брабантские сказки», сборник новелл, созданных писателем в молодости, — своего рода авторский «разбег», творческая подготовка к большому роману. Как и «Уленшпигель», они — результат глубокого интереса де Костера к народному фольклору Бельгии. В сборник вошли рассказы разных жанров — от обработки народной христианской сказки («Сьер Хьюг») до сказки литературной («Маски»), от бытовой новеллы («Христосик») до воспоминания автора о встрече со старым жителем Брабанта («Призраки»), заставляющего вспомнить страницы тургеневских «Записок охотника».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.