Болгары старого времени - [158]
Сидим себе — вдруг флейта царапнула слух несколькими фальшивыми нотами, и, одновременно сфальшивил весь оркестр. В то же мгновение Стувенчо, громко засмеявшись, воскликнул:
— Ну и шельма Отелло! Шут гороховый. Поглядите!
Обернулись мы вдвоем с Сенатором — и что же видим? Этот черт Отелло! И как ему только приходят в голову такие штуки! Оказывается, он тихонько поднялся, взял кусочек лимона, незаметно для других жестами привлек издали внимание флейтистки и давай дразнить ее, вызывать у нее оскомину лимонным соком. Ну, понятное дело, девочка молоденькая, захотелось ей кисленького, в рот набрались слюнки, челюсти свело — попробуй тут играй на флейте! Ха-ха-ха…
Оркестр умолк. С улицы донесся крик мальчишки:
— Новые газеты! «Народное величие»!
Что? «Народное величие»? Этого еще не хватало!
Не успев отхохотаться по поводу проделки с лимоном, мы засмеялись снова. Тут как раз подоспел Гедрос.
— А, Гедросг здравствуй! Садись! Винца хочешь?
— Отелло, здравствуй, здравствуй, мой птенчик. Вытри носик, — стал нежничать всегда весело настроенный Гедрос.
— Гедрос, что это за газета, о которой сейчас кричат?
— Как? Вы разве не слыхали о газете бай Ганю Балканского?
— Ты шутишь?
— Серьезно вам говорю. Ганю Балканский — редактор-издатель газеты «Народное величие»… Это целая история. Неужели вы не знаете?
— Да ты на самом деле серьезно?
— Серьезно, братцы. Постойте, сейчас расскажу. Сегодня мне все подробно сообщили, и я передаю так, как будто был очевидцем.
Мы велели закрыть двери внутреннего зала, и Гедрос начал. Вот что он нам рассказал:
— У бай Ганю было собрание. Присутствовали все: сам хозяин, Гочоолу, Дочоолу и Данко Харсызин. Стали раздумывать, какое бы затеять предприятие, чтобы извлечь как можно большую выгоду из положения.
— Надо и нам хоть по зернышку клюнуть, — сказал бай Ганю. — А то патриотизм всухомятку — одна брехня. Скажите как, по-вашему? На каком нынче деле можно лучше разжиться? Ну-ка, Гочоолу, что ты скажешь?
— Я-то? Я тебе, бай Ганю, по-прежнему скажу: надо открыть русский трактир.
— Что?!
— Русский трактир открыть, — решительно, серьезно повторил Гочоолу.
— Это что же? Опять лицом к Матушке?
— Погоди. Тут не в Матушке дело, а в том, куда ветер дует…
— Где? В башке в твоей?
— В Болгарии. Только дурак не воспользуется. Самое сейчас время — трактир. Я послонялся по России, разбираюсь маленько. Трактир с двумя отделениями: для дворян и для мужиков.
— Да где же у нас мужики? — спросил с недоумением бай Ганю.
— Что ж; по-твоему, выходит, мы все — дворяне?
— Ну ладно. Дальше?
— А дальше музыку устроим, орган… Ты, наверно, видел, бай Ганю?
— Мне ли не видать! — надменно промолвил господин Балканский.
— Правильно. Орган, ну и — понятное дело — чай. Наймем десяток ребят, только не черноглазых, а чтоб на русских были похожи. Обрядим их в сапоги, в рубахи красные, подстрижем по-казацки — вот тебе и трактир! Выпишем русских газет… Водка, закуска, вывеска над дверями: «Русский трактир» — и дело в шляпе! А?
— Не одобряю! — воскликнул торжественно Дочоолу. — Не одобряю! Уж ежели ждать барыша от ветра, который подул, так лучше открыть фабрику кваса[46]…
— Эка хватил! — засмеялся Данко Харсызин. — Уж не пекарню ли собственную?
— Нет, милый… Я насчет русского кваса речь веду. Это такая штука, как бы сказать… вроде воды грушевой либо бузы…
— Славное дело! Бузой заниматься, — обиделся Харсызин.
— Да ведь, братец, не в напитке дело, а в названии. Только скажи: «Русский квас!» — так и кинутся. Слыхал, что нынче французы делают: деньгу огребают, деньгу. Шутка ли?
— Чепуха. Ну его — квас этот! — объявил с досадой Данко.
— Так чего же тебе? — сердито спросил Дочоолу. — Скажи — послушаем.
— Давайте оснуем банк! — вымолвил Данко Харсызин.
— Ты дурак!
— Почему такое?
— Не ругайтесь, — вмешался бай Ганю.
— Почему я дурак? — не унимался рассерженный Данко, меча свирепые взгляды в Дочоолу.
— Да замолчи ты и сядь. Объясни, зачем нам банк?
— Прежде пускай он скажет, почему я дурак.
— Банк ему подавай! Да нам этой каши ввек не расхлебать, — проворчал себе в усы Дочоолу, смущенный яростными взглядами и угрожающим тоном Данко. — Банк — это тебе не каша.
— Понятно, каша! — заревел Харсызин.
— Как так каша? При чем тут каша? — ощерился Дочоолу.
— Замолчите вы! Нешто мы для того собрались? — остановил их бай Ганю. — Дочоолу, сядь на место.
— А при чем тут каша?
Слово за слово — и пошло! Данко Харсызин — вы ведь его знаете — всегда лезет в драку, да и Дочоолу не робкого десятка. Непременно друг дружку покалечили бы. Да бай Ганю кое-как их утихомирил. Данко сел на место и начал излагать свой проект основания банка.
— Это очень просто: выпустим на пять — десять миллионов акций, соберем денег и — тому взаймы, этому взаймы — под хороший процент, понятно, — торговцам, общинам, а правительству туго придется — и ему миллион-другой. Так-то! А в уставе напишем: половина прибылей — нам, половина — акционерам. Особ-статья: акций наберем, а деньги либо вложим, либо нет. Ты, бай, Ганю, человек влиятельный: стукнешь в две-три двери и — готово!
