Болевой синдром - [28]

— Я тебе покажу «биля», — вскинулся кладовщик, мужчина лет пятидесяти, худой, с огромным бегающим по шее кадыком. — Не соображаешь, что это значит, не вякай, русский лучше учи. Что это за подписи у вас? Адрес правильный, а все остальное… И потом, у нас никогда в жизни и счетчиков таких не было. — Он со всех сторон рассматривал накладную и, кажется, поражался все больше и больше. — О, галиматья, а?

— Ты скажи, что коньяк хочешь, дорогой, биля! Я дам коньяк. А ты мне — счетчики.

Кладовщик осатанел:

— Не обзывайся! Я тебе обзовусь! Приезжают тут и начинают хреновину пороть! — Он схватил телефонную трубку, не набирая номера, сказал: — Шунт, тут с бумагой непонятной приехали, адрес наш указан, насосы хотят получить… Фу ты, счетчики водомерные, я о таких даже не слышал… Ну я им все это и объясняю, а они коньяк суют. Ну какой, хороший коньяк, не греческий, конечно. Ага!

Он положил трубку и откинул деревянную перегородку:

— Идите к начальству, там разбирайтесь.

— Спасибо, биля!

Макаров хотел было пойти первым, но омоновец умело оттер его плечом:

— Я задачу понял, так что доверь инициативу мне. До поры до времени сопи в две дырочки и перенимай опыт братьев по оружию.

Зашли в просторный кабинет. За столом — прилизанный, весь на «ша», парень лет двадцати пяти. Кисловатое выражение лица, брезгливо сведенные губы. Навстречу вошедшим он не поднялся, лишь спросил лениво:

— Что там у вас?

Шиманов с бутылкой коньяка последовал к столу. Поставил бутылку. Потом без размаха, совершенно неожиданно даже для Макарова, ударил Шунта в лоб. Удар был таким, что Шунт перелетел через спинку тяжелого кресла, к потолку поднялись его ноги, задрались штаны, обнажив голубизну кальсон. Ноги эти еще не успели опуститься, а Толик уже был за креслом, приподнимал завскладом за лацканы пиджака своей огромной ручищей и искал глазами хорошее место, куда можно швырнуть этот груз. Нашел. Дальний угол кабинета был заставлен картонными коробками, вот туда и спикировал Шунт.

Толик опять шагнул к нему, уже лежащему горизонтально, и сказал почти примирительно:

— Лежачего не бью, поднимайся, тварь ты этакая, чтоб еще раз к твоей морде руку приложил.

Шунт лишь замычал в ответ, рука его заскользила под пиджак, но Шиманов угадал ее движение и первым добрался до наплечной кобуры. Сказал при этом:

— Смотри, Сань, он как настоящий, вооруженный. — И опять с нескрываемым наслаждением двинул противника по челюсти.

Макаров сначала не понял, с чего это Толик перепутал его имя, но потом до него дошло: омоновец не исключает, что Шунт очухается и попробует найти своих обидчиков. Пока же завскладом был в отключке.

— Ну что, гнида, еще пару раз тебя звездануть — и можно вопросы задавать, так?

Нет, Макаров ошибся, соображать Шунт не перестал. Разул ставшие мутными глазки:

— Спрашивайте.

Олег присел на корточки:

— У тебя был парень без правой кисти руки, Зырянов. Где он?

Шунт наморщил лоб, делая вид, что вспоминает.

— Это когда было?

Шиманов улыбнулся:

— Я же говорил: еще два удара не хватает. После них все вспомнишь.

— А, да… — затряс головой Шунт, но Толик уже пустил в ход кулаки, и ему пришлось сделать вынужденную паузу. — Да, — простонал он минуту спустя, — был Зырянов.

— То, что был, можно и не признавать. Вопрос по-другому стоял: куда он делся?

— Мы… здесь…

— Или ты перестанешь тянуть кота за хвост, или я тебя добью, слово даю. — Омоновец осмотрел кабинет. — Хорошее тут местечко: стены звуконепроницаемые. На кой черт такая роскошь на складе? Так, ладно: добивать?

Не только Шунт, но и Макаров поверил в то, что Шиманов не шутит.

— Он орать на нас начал, угрожать…

— На вас? Сколько вас тут было?

— Трое.

— Можешь не продолжать. Вы втроем напали на однорукого. Не исключено, что и оружие в руках держали. Но детали меня не интересуют. — Толик рывком поднял Шунта и, удерживая его на весу, спросил: — Парень жив?

— Думаю, да.

— Ах, эта мразь еще и думает! Закатил бы я тебе пощечину, да ведь дуба дашь. Куда дели Женьку?

— Отвезли на свалку. Но он был жив. Я лично через два часа там проезжал — никого не было. Значит, он ушел. А куда, не знаю.

— Что Зырянов от тебя хотел? — это уже спросил Олег.

— Он искал Рамазана. Но откуда мне знать, где Рамазан? Мне такие вещи не докладывают.

— Так, придется по-новому, — Шиманов начал закатывать рукава.

— Я тогда действительно ничего не знал! — срывающимся, плачущим голосом выкрикнул Шунт.

— Тогда? А сейчас?

— Он прилетает в пятницу, послезавтра.

— Ты это знаешь потому, что встречаешь его?

— Да.

— И в какой гостинице заказан номер?

— В самой обычной, в «России».

— Да, «Россия» уже самая обычная. — Шиманов повернулся к другу. — Саня, еще вопросы к этой падали есть? Наверное, надо узнать рейс, время, номер «люкса»…

Пока Макаров продолжал допрос Шунта, Шиманов сел в начальственное кресло за стол, откупорил бутылку коньяка, осмотрел полки стоящего рядом шкафа, нашел там рюмки, коробку конфет.

Через пару минут к столу подошел и Олег.

— Ну что, дружок, — сказал ему омоновец. — Коньяк я заработал, так? Посему выпьем… Ах, хорошая штука, не скоро теперь такого откушаю. Даже жалко его хмырю этому отдавать, но надо. Ползите сюда, господин Шунт.