Болевой синдром - [27]

Томаз молчал, уставя тоскливый взгляд в потолок. Казалось, он вот-вот расплачется.

Олег продолжал его ломать:

— Поверь, я ведь не остановлюсь на полпути. Я начну его искать сам. Ниточки есть для этого. В записке еще сказано о каких-то турецких куртках, я этот след проработаю. Я с Рамазаном не раз встречался и обязательно повстречаюсь еще раз…

— Враки, — хмыкнул торгаш.

— Чем доказать, что не вру?

— У него на правой руке татуировка. Какая?

Олег вспомнил руки Рамазана, длинные музыкальные пальцы, тщательно обработанные ногти…

— У него нет татуировок. Но на мизинцах — длинные ногти.

Томаз закрыл глаза.

— Конечно, может быть, он их иногда срезает…

— Не срезает, — сказал торгаш. — Ваш Зырянов собирался на следующий день после встречи поехать на склад к Шунту… Все! Он убьет меня, если узнает, что я о нем рассказал.

— Женька поехал к Шунту, и вы Шунта об этом предупредили?

— Нет! Честное слово, нет! Я не знаю, как они все узнали. Не знаю даже, кто меня заложил!

— Закладывают всегда ближние, иуды закладывают. — Макаров улыбнулся Томазу и даже подмигнул ему, но тот опечалился еще больше. — Ладно, засиделся я тут. Рассказывай, кто такой Шунт и как к нему добраться. Может быть, я заодно и за тебя ему отомщу, а? Если он хоть пальцем тронул Женьку…

* * *

— Только не говори, что я толкаю тебя на противоправные действия, хорошо?

Толик Шиманов, омоновец, один из тех, с которыми Макарову приходилось топтать чеченские высоты, погладил короткий чубчик:

— Олежек, бля, ты мне еще про устав и про долг с совестью что-нибудь расскажи, я, бля, в последнее время люблю на эти темы уши разувать. Надо Жеку твоего выручить — все, выручим. Это цель, а остальное меня не… колышет, говоря по-культурному. Зырянов — это светленький такой паренек, руки длинные, да?

— Правая теперь на кисть короче.

— Помню я его. Славный пацан. Вытащим хоть из-под земли, если он еще на этом свете. Бутылка с тебя.

— Дело сначала, Толик, сделать надо.

— Это не заржавеет. Картишки раскладывай, с чего пойдем?

Макаров коротко рассказал ему о своих планах. Надо добыть «Газель», бумажки-накладные, в бумажках пусть будет явная «липа», по такому случаю их пригласят в кабинет к главному, то есть к Шунту…

— Может, Толик, и по своей кафедре по складу этому что-нибудь криминальное накопаете.

— О, бля, ты меня опять смешишь! Олежка, запомни: сейчас на любой склад езжай и бери всех в кутузку! Тут такой бардак творится, что, говоря по-культурному, охренеть можно! И наркоту хранят, и оружие, и неучтенку… Но это сегодня не мое дело! Я с тобой еду как частное лицо! Я, бля, как какой-то Ваня Ванечкин, усек? Потому что по всем законам, которые ты уважаешь, я сегодня нахожусь на посту при исполнении совсем в другом месте. Теперь ты посиди у меня минут десять, а через эти десять минут к подъезду подадут и «Газель», и мамзель, и все, что ты хочешь! И все только ради тебя, Олежка! Потому что эти сценарии мне не по нутру, бля. Я бы ударил по газам, хоть на МАЗе, хоть на велосипеде, все равно прикатил бы в этот дерьмовидный ангар и набил бы всем морды! Посадил бы их на пол, как на рынке «черных» всех сажаем, и дал бы им всем, говоря по-культурному, минуту подумать… Но — хозяин барин! Будем, бля, снимать кино! Если тебе скучно жить, чего не повеселиться?

Ровно через десять минут Шиманов зашел в кабинет, бросил на стол перед Макаровым пистолет, сам разулся, убрал в шкаф легкие туфли и вытащил оттуда тяжелые берцы:

— Ствол — муляж, естественно, а вот эта обувочка — настоящее оружие. Им как е… Бля, по-культурному-то и слова равноценного не найдешь. Ладно, карета подана, куда путь держать будем?

Они уже спускались бегом по лестнице, когда Макаров сказал Толику адрес склада. Тот остановился так резко, что Олег чуть не налетел на него:

— Ты чего?

Шиманов потер пальцем переносицу:

— А ничего, однако. Это — «двадцатка», елы-палы. Туда даже мы не суемся, понял?

— Нет, — признался Макаров.

— М-да. — Омоновец все еще не сходил с места. — Поясняю для непонятливых.

— Говори.

— «Крыша» над складом. Не знаю чья, но мы туда не суемся.

Макаров прислонился плечом к крашеной стене, судорога опять пробежала по щеке:

— Я так понимаю, ты не едешь?

Омоновец с хитрым прищуром покачал головой:

— На «двадцатку», бля, не едет подполковник Шиманов, это ему противопоказано, но Ване Ванечкину все пути открыты, и он повеселится напоследок. Айда!

— Напоследок — это как понимать?

Толик уже садился за баранку «Газели», разудалая веселость на миг слетела с него:

— Опять в Грозный еду, Олежка. Есть данные, «чичики» собираются столицу свою брать, и Москва отдаст ее, не сомневаюсь, а нас туда или на заклание, или козлами отпущения… В общем, кино будет вроде того, какое мы едем делать, только масштабы другие, и все перевернуто. Бля!

За всю дорогу, отнявшую минуту сорок, Шиманов не проронил больше ни слова.

* * *

Кладовщик посмотрел накладные и выпучил глаза:

— Что это за абракадабра?

— Зачем абракадабра? — с южным акцентом и темпераментом вступил в диалог Толик. Макаров просто поразился тому, как перевоплотился его друг. — Не обижай, дорогой. Склад? Склад. Адрес правильный? Правильный. Мы тебе — бумаги, ты нам — водомерные счетчики давай, биля!