Болеутолитель - [9]

Не было никаких конвульсий. К тому моменту, когда Хейд по пояс втянул Гивенса в свою грудь, ноги калеки оставались на сиденье коляски еще более холодными и дряблыми, чем раньше.

Он остановился, чтобы перевести дух, и тут заметил, что дождь прекратился. Возможно, все дело было в матовом сиянии, распространившемся вокруг него.

Он слегка откатил коляску в сторону от мусорного контейнера. Затем стал под таким углом, чтобы удобнее поглотить ноги бродяги, которые теперь безжизненно лежали на сиденье.

Он не мог себе представить, что все это займет так много времени, но Отец помог ему. Как помогал много раз до этого.

Когда от Реджинальда Гивенса не осталось ничего, Хейд разгладил свою смявшуюся водолазку. Затем застегнул молнию на куртке. Отер пот со лба.

— Вот мое тело, отдаю его Тебе, — произнес он.

Глава 3

«Приносящие боль появляются в разных обличьях: мне это хорошо известно, ибо я — один из них. Я изуродовал свою правую руку, когда мне было пятнадцать. Семь глубоких порезов ниже локтя с помощью леди Жилетт. Просто для того, чтобы понять, что же есть настоящая боль. Теперь я вижу свет в конце туннеля. Проклятого туннеля, которым и является моя жизнь».

* * *

Виктор Энтони Тремалис вышел на улицу из «книжного магазина» для взрослых, засунув руки в карманы своих «ливайсов», а жалкое подобие эрекции, которого ему удалось добиться в этом дворце ласк, к концу квартала практически испарилось. Он покинул заведение сразу же вслед за бородачом на инвалидной коляске. Тут было для него кое-что непонятное. Может, парень в коляске и сумел сохранить сексуальную активность, но Тремалис не слышал, чтобы парень, находившийся в соседней будке, стонал от удовольствия или хотя бы тяжело дышал. А труднее всего было представить, как тот, сидя в коляске, может вставить свою штуковину в одно из отверстий, с другой стороны которого находилась стриптизерка-минетчица. Но может быть он в состоянии ходить и его инвалидность — обман публики?

Три будки для посетителей были снабжены отверстиями в помещении красотки, что давало ей возможность ублажать три члена одновременно. Интересно, какая физическая боль грозит ему, если он вдруг подхватит вирус СПИД? Он был зациклен на физической боли может быть и потому, что большинство людей, которых он встречал в жизни, считали его душевнобольным.

Ему было тридцать три года и каждый день он склонялся над листками своего дневника, касаясь их светло-желтыми патлами. «Военный журнал Вика Трембла» — вот как он называл его.

Он находился в состоянии войны со своим телом, худым, как щепка, со своими близкими, а особенно с теми засранцами, которые ездят в автобусах по льготным билетам. Со всеми, кто считал его калекой лишь потому, что он прихрамывал, и потому, что по его рубашке всегда стекало достаточно слюны, чтобы пригласить его сниматься в очередном фильме про зомби. С середины семидесятых у него стали хронически болеть руки и плечи. Тогда отец, использовав солидную страховку и помощь своего профсоюза рабочих сталелитейной промышленности, отправил его в остеопатический госпиталь компании «Кук-Каунти» и даже привлек какого-то долбаного специалиста-невропатолога, пришедшего к выводу, что боли носят психосоматический характер.

Потому что на самом деле он вовсе не был пускающим слюни идиотом, со смятым, как пустая пачка из-под сигарет, телом. В 1986 году Фонд борьбы с артритом выпустил брошюру о миалгии, разрушении соединительной ткани между мышцами. Но она не очень убедила его домашних, продолжавших считать его трудным ребенком, который выдумывает боли, чтобы привлечь к себе внимание. Доктор Бейсхарт прописал ему элевил, то самое чудесное лекарство, которое давали безнадежным раковым больным, чтобы они, заглушая боль, радовались этому.

Дайте старине Тремалису пару порций виски и эффект будет не хуже.

Выйдя из книжного магазина, он подумывал о том, чтобы выпить пару стаканчиков бурбона в баре «Шелтер» на другом берегу реки. Вообще-то именно туда он вначале и направлялся, но магазин отвлек его внимание и побудил немедленно сделать несколько записей в дневнике.

Каждый из стеллажей магазина был посвящен какому-то аспекту первородного греха. На любой вкус. Мужчины и женщины трахались с почтальонами, телохранителями, арендаторами, соседями, военными моряками во всех возможных вариантах. С животными они тоже трахались. Любимым заголовком Виктора был такой «Моя любовница — такса». Но больше всего его привлекли фотографии обнаженных людей с ампутированными конечностями. Он испытал отвращение и возбуждение одновременно. Картинки пробудили его творческое воображение и именно поэтому он остановился на углу Норт-Кларк и авеню Франклина, чтобы при слабом свете из окон столовой для бедных сделать свои записи.

* * *

«Я получил ожог руки в младенчестве, пытаясь поиграть с горячим утюгом. На самом деле, моя няня, девица с мышиным личиком по имени Карлин, если я не ошибаюсь, схватила мою худенькую ручку повыше локтя и сунула в кастрюлю с горячей водой, которая стояла на полу кухни. Тогда, в шестидесятых, мы жили в Викер-Парке на верхнем этаже трехквартирного дома. Это случилось как раз во время больших негритянских волнений, и вопли младенца из-за закрытых окон не привлекли внимания.