Болеутолитель - [70]

Есть один подземный переход, который ведет от «Стейт-Иллинойс-Билдинга» к железнодорожной линии. В одной из точек он пересекается со входом в метро, прямо над моей головой. Замкнутый мальчик сидит в своем кресле весь день и включает на полную громкость громоздкий радиоприемник. Провинциалы называют эту штуковину «бум-ящиком».

Парень начинал день с того, что вытаскивал большой бубен и стучал по нему, пока самому не надоедало. А проделывать это он мог часами, не произнося ни слова. Так продолжалось несколько дней подряд.

Болеутолитель, похоже, действительно подходил все ближе и ближе. Сегодня, когда часы над платформой «Монро-стрит» показывали четверть третьего, звук бубна внезапно прекратился.

* * *

Может быть это моя няня, персонаж де Сада, наложила первый слой непробиваемых мозолей на мое тело? Или невропатологи и терапевты из «Чилдермэс»? Я потешался над любовью моего отца к самым простым вещам, над его благоговейным отношением к покупкам, например, к катушечному магнитофону, который мне подарили к Рождеству в 1972-м. Отец записал на этот магнитофон фрагмент из сериала «Хи-Хо» и по два раза смеялся над каждой шуткой. Каким же я был мудаком. Никогда не замечал мучивших его демонов, и вот теперь они стоят рядом со мной. Пытаюсь разобраться в их загадочности.

Что касается матери, то она была по-настоящему травмирована моим появлением на свет. Вероятно, я оказался Хиросимой для ее молодой жизни. Я хочу сказать, что последствия стали гораздо более тяжелыми, чем сам по себе белый оргазм родовых мучений.

Она любила меня неровно, а порой и не очень убежденно, но все равно это было куда более сильное чувство, чем то, что я отдавал взамен. Она беспокоилась обо мне, когда я шлялся по улицам, по крайней мере — раньше беспокоилась. Бог знает, что они думают обо мне сейчас. В то время, как я возлежу здесь со своей ручкой и пишу, ибо это укрепляет мой характер и позволяет отгородиться от тупых рож в этой скотобойне. Жуют одну и ту же жвачку, с девяти до пяти, и так до полного забвения.

Вместо этого я должен проткнуть стальным пером этой ручки свой мешочек с яйцами и ощутить истечение соков в ожидании смерти.

О Господи, дашь ли ты мне закричать от боли?

* * *

Я не нуждаюсь в инвалидной коляске.

Это хорошо (Голос принадлежит рабочему-мексиканцу).

Когда-то я завидовал людям в таких вот колясках.

Это хорошо. Что тебе нужно?

Нет, я просто… (Мексиканец отмахнулся от него/от меня, как отмахивался от какой-нибудь злой расистской шуточки там, наверху).

* * *

Эй! (Это уже к другому) Я и вправду им завидовал. А знаешь почему?

Послушай, у тебя на руках кровь

Да, я знаю. Это, чтобы все поняли, как мне больно. Я (на противоположную сторону платформы пришел поезд, полы одежды взметнулись)

потому что эти инвалиды в колясках они забирают все сочувствие а мне ничего не достается ни капельки

Извини, старичок, мне нечего дать тебе.

Моя мать тоже так говорила! Вот как получается. Ну что ж, если я не в силах убить боль, я убью Боль.

Слушай, парень, у тебя, похоже, из жопы кровь идет!

* * *

Порой мне кажется, что я достиг самой последней границы боли. Это такое место, где если попытаешься убить себя, то начинаешь думать, что все твое существование было загробной жизнью самоубийцы. С кем мне поговорить? Меня постоянно сопровождает музыка любви людей, проклятых этой жизнью.

Того парня с бубном зовут, кажется, Канарски.

Когда мне исполнилось двадцать, я, как сейчас помню, поскреб дулом пистолета по зубам. Нажал на свой нос, и он стал похож на поросячий пятачок. Пистолет лежал в доме нашего соседа, и мне было приятно знать, что в соседнем доме, у мистера Видана есть пистолет, заряженный тремя пулями.

Я никогда не уезжал из этого города дальше Фэллон-Ридж но если бы оказался на борту самолета и самолет загорелся бы и я бы сказал прямо в кричащее лицо рядом со мной Мама как жаль что самолет падает я мертв Мама я мертв

И ВОТ ТЕПЕРЬ Я МЕРТВ. Провел всю свою жизнь в ненависти ко всем, а теперь моя прямая кишка кровоточит и я таю и затухаю, как неоновые огни винного магазина «Кэл’с Ликорс» поздно ночью. Я теперь точно знаю, почему некоторые чернокожие ненавидят всех белых или почему евреи не могут забыть и простить жестокостей Второй Мировой войны.

Люди живут реальностью лишь потому, что боятся наркотиков. Последний собеседник дал мне бутылочку «Ночного экспресса», и я тянул из нее, прижимая ее к зубам, как герои всех сочинений Зуда.

Чтобы увидеть зрелище, нужно самому стать зрелищем.

Я могу продолжать такую жизнь бесконечно… Люди переоделись, потому что стало теплее. Плакат на стене сообщает по-английски и по-испански, что СПИД не передается через дверные ручки.

* * *

(Ко мне подходит алкаш).

Ты — псих.

Я ничуть не глупее тебя.

Потому что большую часть жизни я пьян.

Я в этом, во всяком случае, не виноват.

Что ты там ни говори, я не нуждаюсь в спасении.

Вот моя телесная ткань, отданная за твою свободу. Вот мое говно, которое было высрано во имя всего человечества.

Давай-давай, болтай себе. Ты — псих.

* * *

Несколькими днями позже: Все вокруг одеты полегче, видимо там наверху стало теплее, но все песни говорят только о людях, собравшихся в Калифорнию. Шестнадцать дев-весталок отправились на побережье. Трое мужчин, которыми я больше всего восхищаюсь — отец, сын и святой дух. Ну что ж, отправимся в Город серфинга, где на каждого парня приходится по две девчонки, давай пробежимся наперегонки до Косы Мертвеца.