Боксер - [60]

Чем больше проходило времени, рассказывает он, тем более расплывчатыми становились его мысли, теперь он не смог бы даже сказать, чего ищет. Легко сказать — выход. Он знал только одно: Марка избили и надо сделать так, чтобы это не повторилось. Лучше всего было бы поговорить с этим мальчишкой. Объяснить бы, как это бесчеловечно — избивать людей, как это плохо не только для того, кого бьют, но и для собственной души. И уговаривать надо до тех пор, пока он не станет другим. Но какую это даст гарантию? Человек должен вести себя так, как хотел бы, чтобы себя вели другие. И есть ли уверенность, что их удастся убедить раньше, чем они забьют кого-нибудь до смерти? И где взять терпение? И как защититься от еще одной драки? И от несогласия?

Он твердо решил не возвращаться домой, пока не придумает, как оградить Марка. Первой его мыслью было забрать сына из этой школы и перевести в другую. Но это не было выходом. То, что случилось здесь, могло повториться в любом другом месте. Мысль постоянно сопровождать Марка представлялась и вовсе не выполнимой. Марк должен научиться сам защищать себя, вот оно, лишь активная самозащита сделает его независимым от посторонней помощи, итак, я должен вооружить его.

* * *

Тут Арон вспомнил о своем решении, которое принял несколько месяцев назад и постепенно забыл, — стать для Марка образцом. Образцом во всех жизненных ситуациях, но, кроме вялых попыток, покамест ничего сделано не было. Надо переломить ситуацию. В том, что случилось, Арон увидел повод выполнить свое решение и одновременно помочь Марку выпутаться из затруднительного положения. А как он сам, Арон, в школьные годы отвечал на побои? Он уже не помнил отдельных эпизодов, но конечно же случались драки, о которых он успел позабыть, а впрочем, воспоминания не играли особой роли. Можно сказать наверняка, что в то время он отнюдь не был таким героем, какого хотел сделать из Марка рассказами о якобы собственном детстве.

Итак, он сел возле кровати и сказал:

— Кстати, я тебе когда-нибудь рассказывал, что много лет назад был боксером? Нет? Странно. Я был уверен, что ты это знаешь. Ну ладно, раз нет, тогда слушай. Началось это, когда я был примерно в том же возрасте, как ты сейчас, ну разве что на несколько месяцев старше. В школе я со всеми очень хорошо ладил, но вот на улице у нас жил один такой тип, который портил жизнь всем. Звали его Вернер. Он всегда решал, во что нам играть, он решал, кому можно играть, а кому нельзя, а если кто хотел по-другому, тот получал несколько хороших затрещин: он был сильней всех. А еще ему надо было прислуживать, он говорил: сегодня будешь ты, и тот, на кого он показывал, весь день был при нем слугой. Можешь себе представить, как мы хотели от него избавиться, но никто из нас ничего не мог сделать: он и в самом деле был ужасно сильный. Единственное, что можно было сделать, — это перед тем, как выйти на улицу, поглядеть в окно, там он или нет. И если он был там, то приходилось оставаться дома и умирать от скуки, что было ничуть не лучше. Он и меня избивал, много раз избивал, а когда мать спрашивала, почему я плачу, я чего-нибудь врал, потому что боялся, как бы на другой день мне не досталось еще больше, если я его выдам.

Марк даже зажмурился от жалости, он был очень талантливый слушатель. И хотя мальчик привык к тому, что все истории отца всегда хорошо кончаются, это отнюдь не ослабляло напряжения. Он с великим нетерпением ждал ключевого слова, которое обозначит поворот к счастливому концу, но Арон решил, что его рассказ еще недостаточно страшный. Злодейство Вернера, как он полагал, вполне могло вытерпеть еще несколько дополнительных штрихов.

— Как-то раз он разбил камнем стекло, большое стекло в витрине, и сразу убежал. А раз я случайно стоял неподалеку, то, конечно, тоже убежал. Его не опознали, а меня — да. Когда я пришел домой, у моего отца уже сидел хозяин лавки и рассказывал, что я разбил камнем его витрину. А теперь подумай: я до того боялся Вернера, что просто не мог его выдать и взял вину на себя. Наказание, которое заслужил он, сполна получил я, а когда я рассказал Вернеру, как все было, чтоб он похвалил меня за мое молчание, знаешь, что он сделал? Он высмеял меня и сказал: раз ты такой дурак, так тебе и надо.

— А дальше все шло по-старому? — нетерпеливо спросил Марк.

— Не всегда, — отвечал Арон, — так шло ровно столько, сколько я надеялся на чудо и ждал, что мучения кончатся сами по себе. Слушай же, что произошло дальше. Как-то раз я прочитал в газете про боксерский турнир, точнее сказать, прочитал, как один знаменитый боксер, имени я уже теперь не помню, готовится к участию в мировом первенстве. Как он тренируется недели подряд, совершает пробежки по лесу, поднимает гири, часами бьет по мешку с песком, и все это лишь ради того, чтобы выиграть одну-единственную встречу. Это произвело на меня такое впечатление, что я решил тоже стать боксером и тоже тренироваться, чтобы поколотить Вернера. Я пошел к отцу и попросил его записать меня в боксерскую школу, ведь бывают же настоящие боксерские школы. Сперва он не соглашался, ведь это стоит денег; он сказал, что уж лучше мне играть в футбол. Но чем бы помог мне футбол против Вернера? Я не отставал от отца, я канючил и канючил, и наконец он согласился.