Боксер - [57]

Арон подумал, что такие недостойные хлопоты нужны лишь мелкому торговцу, крупному они ни к чему. Он долго молчал, и не потому, что хотел помочь Тенненбауму, а потому, что хотел, чтобы Тенненбаум думал, будто он размышляет. Но на самом деле я просто сидел и пялился в стенку, а он сидел совсем тихо, чтобы не мешать мне.

Потом Арон сказал:

— Вы ведь знаете, как я рад что-нибудь для вас сделать, но вы пришли в неблагоприятный момент.

— Как это понимать?

— Между нами говоря, господин Тенненбаум, я уже кой-кому помог. Не насчет транспорта, а по другим делам. Выбивал для них разрешение. И последний раз это было месяц назад. Вы должны понять, что я не могу каждые два дня чего-то просить у русских. Кто я в конце концов такой? Да они просто вышвырнут меня.

— А когда самое раннее вы могли бы попытаться?

Арон порадовался, что его выдумка хорошо сработала. Он говорит, что получил гораздо больше удовольствия, чем если бы просто выставил Тенненбаума за дверь. Он ответил:

— Не раньше чем через два месяца, да и то вряд ли. Причем неизвестно, сумею ли я вообще вам помочь. Я еще ни разу не пытался устроить разрешение на проезд.

— Нет, — сказал Тенненбаум, — так долго я ждать не могу. Очень жаль.

Когда он ушел, Ирма снова начала играть. Но имя Оствальд никак не шло у Арона из головы. Ах, говорил он себе, если б это Оствальд постучал ко мне в дверь. Он представлял себе их встречу во всех подробностях: подвести черту под всеми неладами, из-за отсутствия иных друзей желание увидеть Оствальда становилось все более крепким и неотвязным. Пусть даже выпивка поднялась в цене, он говорил себе: нас связывала не только выпивка, по вечерам мы могли бы сидеть и разговаривать, браниться, обсуждать положение дел в стране, а Марк мог бы играть, или спать, или гулять с Ирмой. Он тосковал даже по их совместному молчанию, утверждая, что Оствальд принадлежал к числу тех людей, само присутствие которых действует как лекарство почти от всех болезней.

В ближайшее воскресенье он пошел к Оствальду. Самое страшное, что может случиться, — это если Оствальд оттолкнет протянутую руку, объяснив это разными причинами. Арон решил в этом случае сказать следующее: «Если виноват я, прошу прощенья, если виноваты вы, забудем об этом. А может, вы предложите что-нибудь еще?» И тогда ответ Оствальда все бы прояснил, но дверь открыл совершенно незнакомый человек. Первая мысль, которая мелькнула у Арона: это его новый друг. Арон сказал, что хотел бы поговорить с господином Оствальдом, и человек провел его в гостиную. Никаких признаков Оствальда не было и там. Арон еще никогда не бывал в этой квартире. Он глядел по сторонам, покуда незнакомый человек не спросил:

— А когда вы его видели в последний раз?

— Он что, исчез?

— Нет.

Но прежде чем ответить на вопрос незнакомца, Арон начал припоминать и подсчитывать. Что-то здесь было не так, это он сразу почувствовал. Незнакомец представился как брат Оствальда, звали его Андреас. Он начал расспрашивать об отношениях между Ароном и его братом. Арон отвечал через силу. Он хотел увидеть самого Оствальда или услышать слова, которые развеют его опасения, а вместо того сплошные расспросы. Незнакомец сказал:

— Извините, что я интересуюсь, кто вы такой. Мой брат умер.

Все остальные, совершенно уже ненужные слова Арон воспринимал через пелену слез, вскоре заплакал и Андреас. Он теперь живет здесь и унаследовал все имущество как единственный оставшийся в живых родственник. Ему принадлежит в числе прочего и несколько коротких писем, а большую часть сведений о своем брате он получил от чужих людей и соседей. Еще он рассказал, что его брат с детских лет был для него человеком почти недоступным, сложным, запутанным, склонным к необъяснимым поступкам, но теперь он не хотел бы говорить о прежних временах. Господин может ему не поверить, но последний раз он видел своего брата в тридцать третьем году, незадолго перед его арестом. А после войны лишь письма, редкие письма, о жизни брата после войны он практически ничего не знает, тот почти ничего не писал о себе; по сути, это были невыразительные и скудные отголоски его жизни. А рассказы посторонних людей, как правило, отличаются неполнотой, и картина, которую он пытался сложить из этих рассказов, представляется ему весьма приблизительной. Он знает, к примеру, о работе своего брата в аппарате юстиции под надзором англичан, потом, тоже неточно, о каких-то разногласиях, которые привели к увольнению. Далее он сказал, что легко может себе представить, что его брат никогда не избегал споров и столкновений, он и вообще никогда не стремился к примирению. Зато вполне заслуживающими доверия представляются ему сведения о том, что его брат долгие месяцы после увольнения вообще ничем, кроме алкоголя, не интересовался. Большинство соседей, независимо друг от друга, утверждали, что все это время он каждый вечер заявлялся домой в подпитии, ни с кем не общался, а вот откуда заявлялся — этого никто толком не знает. Лично он, брат покойного, полагает, что именно там и следует искать ту роковую причину, которая спустя несколько месяцев привела его брата к трагической смерти.