Бокал звезд - [57]
— Добрый вечер, сэр, — ответила она, и по сосисочной в этот июньский вечер прошелся сентябрьский ветерок. Стало похоже, что после бесконечно длинного скучного лета наступил новый, полный смысла учебный год.
ПРОПАДАЙКА
Он лежал спиной на замерзшей земле. За ночь холод сковал руки и плечи, наполнил грудь — тело почти уже стало частью земли. Оставалось либо вырваться, либо пропасть навсегда.
Усилием воли он отогнал череду слепящих огненных кошмаров, повернулся на бок и разлепил глаза. Да, вот это загул! От уютного бара на площади Телетеатра в Старом Нью-Йорке — в дальний космос, зажигать среди звезд. Отыграл, откривлялся краткий час на сцене, побегал, пошумел — и вот конец.
Заря вышла из своего серого обиталища на востоке и уже зажигала розовые свечи, освещая задворки этого мира. Мира, которого Николас Хейз не помнил, хотя и знал, что уже видел его. Видел из темных глубин опьянения, сквозь туман, в котором нет ни боли, ни воспоминаний, с обманчивых высот никогда не наступающего завтра. Видел, но успел забыть.
Вокруг раскинулось поле. Сжатая стерня в бороздах перемежалась полосами мерзлых сорняков. За полем виднелся лес, а за лесом — холмы.
Изо рта поднимался пар, а сквозь пар виднелось кое-что еще. Какой-то зверек — припал к земле шагах в десяти и глядит сквозь траву.
Не в голове ли поселился этот зверек? Кряхтя, Хейз приподнялся на локте, подобрал комок земли и швырнул. Видение тут же исчезло.
Он похлопал себя по карманам в тщетной надежде отыскать бутылку. Поднял взгляд — зверюшка на том же месте. Сидит, смотрит.
— Кыш! — прохрипел он, зажмурившись. Открыл глаза — никуда не делась.
На вид вроде собаки, но толком не разглядеть. Похоже, не мерещится. Он привел себя в сидячее положение и обшарил карманы. Там обнаружился бумажник — пустой, карточка Телетеатральной Гильдии — аннулированная, паспорт, полная горсть мелочи, а еще — плитка твердого шоколада.
Отломил половинку, бросил зверю. Тот снова пропал, но тут же появился в полусотне шагов — чудеса… Посидел, посмотрел — опять исчез. Появился там, где был сначала, проглотил угощение.
Хейз протер глаза — не помогло. Зверюшка не уходила, поглядывая с голодным видом. Он протянул оставшуюся половинку шоколадки.
— Если хочешь, подойди и возьми.
Странный пес — а что-то собачье в нем определенно было — распластался на брюхе и стал медленно подползать. Тем временем за матерью-зарей с ее последней розовой свечой явился день, и его свет позволил разглядеть нового знакомого. Песик был размером с карликового пуделя. Шерсть густая, но совсем не курчавая, цвета утреннего тумана. Нескладные щенячьи лапы, тоскливый ищущий взгляд золотистых, слегка раскосых глаз. Так и есть — совсем еще щенок. Длинноватая мордочка заканчивалась комично вздернутым носом, а уши-оборвыши свисали, как пара старых тряпок вроде тех, которыми в барах протирают столы. Но самым примечательным был довольно пышный хвост с белой кисточкой. Он не вилял, а вращался — сначала по часовой стрелке, потом обратно, закручиваясь и раскручиваясь, подобно заводной пружине. Посреди лба сияла белая отметина в форме звезды.
Псина явно оголодала, а может, все дело в щенячьем аппетите, но остаток угощения мигом исчез в ее пасти, и глаза жадно уставились в ожидании добавки. Хейс недоверчиво ощупал лохматое тряпичное ухо.
— Ну, хоть не мерещишься… Но если настоящая, почему исчезаешь?
Хейз поморщился, держась за голову. Ладно, это потом, сейчас есть вопросы поважнее. Например, что это за место? А еще — зачем он здесь?
Он помнил, что наугад выбрал планету и купил билет в Большом Восточном космопорту. Смутно помнил посадку в подпространственный лайнер и столь же смутно — бесконечную болтовню в баре, порой с другими пассажирами, но большей частью с самим собой. Вот и все, что осталось в памяти. Тогда он и дошел до точки, где не было ни боли, ни воспоминаний, там и достиг высот никогда не наступающего завтра и показал Вселенной язык.
Но вот завтра наступило, и те высоты остались безнадежно позади.
Хейз заставил себя встать. Голова разламывалась, тело было куском глины на негнущихся ходулях. Ни шапки, ни пальто, рубашка и брюки — в грязи. Он повернулся в ту сторону, откуда, вероятно, пришел. Невдалеке виднелось что-то вроде дороги, и вскоре он брел по ней к погруженной в туман кучке домов, означавших присутствие людей.
Сзади раздалось тихое поскуливание. Он обернулся. Собачка замерла, не сводя с него тоскливых глаз.
— Ну и что ты мне скажешь? — вздохнул Хейз. — Идем, Тряпка, так и быть, накормлю. Смотри только, больше не исчезай.
— Р-р-афф! — ответил пес и завертел хвостом. Хейс дал ему с собой поравняться, потрепал за ухом и двинулся дальше.
Он взмок от пота, пока доплелся до первых домов, и в то же время дрожал от холода, а добравшись до делового центра, уже едва дышал от боли в груди.
Городок еще не пробудился, но такие незатейливые фасады и грубые деревянные тротуары могли принадлежать лишь галактическому захолустью. Впрочем, колоний в дальнем космосе насчитывались тысячи, и это могла быть любая из них. Ничего не проясняла и вывеска над входом единственной гостиницы: «ПОСЛЕДНИМ ИЗ МОГИКАН».
