Боишься ли ты темноты? - [20]
— Боюсь, — Аля сделала паузу, — боюсь, Вы просто разочаруетесь в ней.
— А я всё-таки съезжу.
— Это далеко, — поспешила сообщить Аля, — но если Вы попросите, я подежурю одну ночь вместо Вас. Вдруг за один день не обернётесь.
— Спасибо, — сказал Сергей, — тогда я, пожалуй, завтра и поехал бы. Чего тянуть? Завтрашний день у меня свободен. А послезавтра самого ждёт немалый стресс. Жена с сыном улетают.
— Мне Вас жаль.
— Ладно… Только почему мы до сих пор на “Вы”? Мне кажется, это даже глупо как-то… Может, перейдём на “ты”?
— Охотно, — согласилась Аля, — тогда, Серёжа, договорились: я прихожу вечером вместо тебя. А адрес бабушки есть в личном деле Ярослава.
— Я сейчас гляну. Да схожу в изолятор. Туда ведь можно?
— Воробьёва ведь проникла.
— Воробьёвой движут всепроникающие чувства.
Сергей проводил Алю до ограды детдома, потом сходил в кабинет директора, посмотрел личное дело Ярослава, записал название деревни, захватил в воспитательской книгу с немецкими сказками и немного конфет, и пошёл в изолятор.
Ярослав сидел на подоконнике и болтал ногами, против чего абсолютно не возражала находящаяся тут же медсестра Ксенечка. Почему, Сергей сразу понял. Ярослав диктовал Ксенечке какие-то стихи, а та их записывала.
— Да, — задумчиво протянул Сергей, прислонившись к дверному косяку, — чем только в нашем детдоме больные воспитанники не занимаются…
Ярослав спрыгнул с подоконника и улёгся на кровать. Вид у него был абсолютно довольный.
— Таскают в изолятор грязных животных, — продолжил Сергей, — да стишки медсёстрам читают.
— Ой, Сергей Фёдорович, не мешайте нам, — отмахнулась Ксенечка, — мне надо ещё хотя бы пару стихотворений о любви. А у него всё равно температуры уже нет, так что ничего страшного не будет. Давай, Ярик, дальше.
— А зачем Вам такое количество?
— Надо, — Ксенечка отвернулась, — а Вам вообще не полагается тут быть, это изолятор. Тут больных детей держат, заразных.
Сергей засмеялся, потом положил книжку на стол рядом с Ксенечкой и сказал:
— Записывайте. Очень красивое стихотворение:
— Это стихи мужчины к женщине, — вздохнула Ксенечка, — а мне надо, чтобы были от женщины к мужчине.
— А Ярослав, конечно, таких знает кучу…
— Не кучу, — возразил Ярослав, — просто у меня память хорошая, и я кое-какие случайно помню. А это хороший стих. Повторите ещё раз, пожалуйста.
— И ты с двух раз запомнишь…
— Да, — кивнул Ярослав.
— Повторю вечером. А ты мне немного книгу почитаешь, хочу твой немецкий послушать в нейтральной ситуации…
Сергей вышел, размышляя о том, как завтра уже в это время он будет у бабушки Ярослава и как он скажет ей, какой у неё хороший внук, и, если что, предложит ей свою помощь. Например, чтобы Ярослав иногда на каникулах приезжал бы к Сергею, и они бы занимались языком…
За ужином Женька, воровато оглянувшись, сунула в карман кусочек котлетки. Сергей усмехнулся: неведомому котёнку явно не грозила голодная смерть…
12
Оказалось, что всё гораздо хуже, чем предполагалось сначала. Сергей недоумевал. В его представлении ребёнка вроде Ярослава бросить в детском доме было бесчеловечно. Однако, несомненно, получалось именно так. Все оправдания, что лекарства сейчас дорогие, а пенсия маленькая, отметались сразу же, словно пшеничные плевелы, сдуваемые с ладони ветром. И в итоге оставалась пустота и растерянность. Словно это не внук, единственный к тому же, а чужой мальчик. Потрясающий, шокирующий эгоизм.
Сергей успокоился лишь к концу поездки в пыльном сельском ПАЗике. Бабушку можно оправдать. В конце концов старость. Сергей вздохнул. Стало жалко. Не денег, потраченных на поездку, не времени, а только очередного разочарования в людях.
За окном проплывали зеленеющие озимыми поля, заполонённые сухой травой пары, залитые водой кюветы, лесопосадки, заросшие стройными рядами серо-коричневых тополей. Хотелось курить…
Сергей закрыл глаза. Было уже девять часов вечера. Приедет в десять. Потом будет всю ночь сидеть за новым переводом. Как там Аля? Пожалуй, почти сутки в детском доме — нагрузка нелёгкая. Впрочем, такое легкомысленное создание должно хорошо спать по ночам, чего так не хватает теперь Сергею… Сергей вспомнил, как бывшая жена злилась, что он не спит ночью, или хуже того: накурил на кухне, что не продохнуть, а сам сидит, обнявшись с бутылкой. И не может ничего сказать в своё оправдание, потому что его нет. Зато есть пустота, а тем, кто мешает быть в пустоте, нужно просто бить рожу. Такая простая философия. Правда, Олю Сергей никогда в жизни не трогал, но ей противны были выходки мужа. Да и ему самому они были ненавистны, да поделать ничего не мог с собой. Такая получилась дурь.
Вот и приехали… Три часа в автобусе пролетели быстро. Сергей шёл домой по ночному городу. Оля завтра улетает в Москву. Больше никого в городе не останется. Он сам как сирота… Нет, у него есть мать. Только вот в его возрасте, как оказалось, это не главное. Это не мешает чувствовать себя безумно, безгранично одиноким…
Где та поворотная точка, в которой жизнь Тимофея свернула с привычной колеи? Вот он ждёт автобус номер двенадцать. Утром. И следующим утром тоже. Едет в школу, после уроков – к друзьям. На танцы. Иногда – на соревнования: городские, областные, всероссийские. Общается в соцсетях. Ложится спать. И где же, где в этом графике тот миг, после которого ничто не будет по-прежнему? И где поворотная точка в жизни Марины? После уроков – сразу домой. Из дома лишний раз – ни ногой. Да и что там делать, за пределами дома, в шумном мире, где ты, в отличие от остальных, не слышишь ни звука? С людьми из этого мира Марина встречается нечасто – разве что по утрам, в автобусе номер двенадцать… «Точка бифуркации» – реалистическая, психологически достоверная и глубокая книга, полностью сосредоточенная на настоящем: на нашем времени, на неповторимом моменте из жизни, на эмоциях «здесь и сейчас».
Эта повесть — о том, как нелегко подростку принять мир и найти в нём добро и свет вопреки очевидному злу и равнодушию. Елисей Фёдоров фотографирует развалины — заброшенные здания, разрушенные заводы. Чёрно-белая гамма фотографий отражает его восприятие действительности: уродливый город, серые люди. Единственной радостью становится любовь к однокласснице Наташе. Но в школе появляется молодой преподаватель истории, и Лесь понимает, что умный и обаятельный учитель неожиданно оказывается его соперником. И тогда подросток придумывает план завоевания Наташи.
Альтернативный мир, похожий на наш на рубеже XX и XXI веков. Здесь телевидение, мобильная связь и интернет не то вышли из употребления, не то вовсе не были изобретены. Безымянный город, где разворачивается действие романа, мог бы располагаться где угодно на карте нашей страны, а атмосфера чем-то напоминает знакомое нам прошлое - но что за события в его истории опустошили целые кварталы и заставили обнести границу колючей проволокой? Уже не один десяток лет город воюет с соседним Энском. Правда, торжественных сводок о сплочении народа перед лицом ненавистного врага мало, чтобы жители города забыли о том, как много их разделяет.
Мама задержалась на Марсе, а папа срочно улетел в Сибирь. Одиннадцатилетняя Лиза вместе с верным роботом Боббе отправляется в Космический центр Института времени – погостить у дяди и подготовиться к концерту: ей предстоит читать стихи Заболоцкого. Никто пока не знает, что в Институте готовится настоящая диверсия… Одна роковая случайность – и Лиза вместе с группой ученых попадает в совершенно незапланированную экспедицию в пермский период. Материки имеют непривычные очертания, а динозавры еще даже не появились.
Сюзанне одиннадцать, и ей не хватает любви. «Ты меня любишь?» – спрашивает она маму, но ее ответ кажется Сюзанне недостаточно убедительным. А папу она видит редко, потому что он либо работает, либо прыгает с парашютом. И тут в семье появляется девятнадцатилетний Тим, репетитор по английскому языку, который станет ее единственным другом и который поможет ей чуть лучше понять, что же это за чувство – любовь.
«С гордо поднятой головой расхаживает Климка по заводу, как доменщик. Эти рослые, сильные, опаленные пламенем люди, одетые в брезент, точно в броню, считаются в заводе главными и держатся смело, уверенно, спокойно. Как равный, Климка угощает доменщиков папиросами, а иногда сам просит закурить. Закурив, начинает серьезный, взрослый разговор, начинает всегда одинаково: — Как поживает, порабатывает наша Домна Терентьевна? Так рабочие окрестили свою доменную печь. Он держит себя везде, во всем на равной ноге с доменщиками.
Иногда животные ведут себя совсем как люди. Они могут хотеть того же что и люди. Быть признанными сородичами. Комфортно жить и ничего для этого не делать. И так же часто как в нашей жизни в жизни животных встречаются обман и коварство. Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.
Документальная повесть о жизни семьи лесника в дореволюционной России.Издание второеЗа плечами у Григория Федоровича Кругликова, старого рабочего, долгая трудовая жизнь. Немало ему пришлось на своем веку и поработать, и повоевать. В этой книге он рассказывает о дружной и работящей семье лесника, в которой прошло его далекое детство.
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.