Бои под Нарвой - [11]

— Кого же вы намечаете себе в помощники? — поинтересовался Еремин.

— Матроса Фомина. Он обучал рабочих военному делу. По его словам, он бывал во многих боях. Наших рабочих знает… — ответил Блохин.

— Военное дело он знает плохо. Воевал на море, а в сухопутных боях не участвовал, — покачал головой Прахов. — Стрелять из винтовки не умеет, штыковой бой знает плохо, зато языком болтать горазд. Из анархистов он, что ли? Ненадежный это народ — сегодня с нами, а завтра с кем будут — неизвестно…

— Намечал я еще Орехова, да он уехал в разведку. — Блохин нерешительно взглянул на Еремина. — Просится к нам в отряд один наш инженер — Петров. Во время войны очень помогал нам, разоблачал непорядки на фронте. Провел в окопах всю войну. Сейчас пришел на завод по тревоге. После революции командовал артиллерийской батареей. По-моему, такого можно взять, не подведет…

— Офицер? Надежен ли в политическом отношении? — покачал головой Еремин. — Позовите его сюда, поговорим с ним. Может, и подойдет. Но приглядывать за ним все же надо!

— В этом не сомневайтесь! Глаз с него не спустим…

Через минуту Петров был в директорском кабинете.

— Вот это и есть инженер Петров, про которого я говорил, — указал на него Блохин.

Несколько минут Еремин внимательно вглядывался в простое, открытое лицо инженера. Губы Петрова еще сохраняли юношескую припухлость, светлые глаза прямо смотрели из-под широких бровей.

«Хорош парень! — решил Еремин. — Этот пришел к нам с открытой душой».

Он протянул руку Петрову:

— Здравствуйте! Хотим определить вас в помощники командира отряда. Вы хорошо знакомы с военным делом?

— Воевал три с половиной года, был строевым артиллерийским офицером. Дослужился до чина поручика. С работой штаба знаком мало.

— Все же больше, чем кто-либо из нас. Товарищи хорошо отзываются о вас, — неторопливо продолжал Еремин, наблюдая за инженером. — Так как — согласны взять на себя оперативную часть штаба?

Петров нахмурился и переступил с ноги на ногу.

Полузакрыв глаза, Блохин постукивал пальцами по столу, следя за выражением лица Петрова. Инженер нравился ему своей простотой, отсутствием зазнайства и умением обращаться с рабочими. Помнил он и беседы, проводимые Петровым во время войны. Сидевший рядом Прахов лучше других знал Петрова, эволюцию его политических взглядов за последнее время и понимал, почему Петров затрудняется с ответом. Чтобы подбодрить инженера, он проговорил:

— Не сомневайтесь, товарищ инженер, поддержим вас в трудную минуту.

Еремин перехватил дружеские взгляды, какими обменялись Прахов и Петров, и уверенно сказал:

— Я тоже убежден, что вы пригодитесь в отряде.

Только Фомин, недавно вошедший в кабинет, мрачно насупясь, неприязненно глядел на Петрова, но вступать в спор с Ереминым и Праховым не решился.

— Что касается меня, то я готов помочь всем, чем только могу, — с горячностью воскликнул инженер.

— Вот и отлично, — одобрил Еремин. — Отряд ваш невелик, товарищ Блохин. Значит, как договорились, одному из товарищей поручите ведать боеснабжением, другому — питанием, третьему — санчастью. А оперативную часть возьмет на себя товарищ Петров.

— Боеснабжение у нас ведет Лихарев из старомеханического. Он с этим делом хорошо знаком. — Блохин почесал плохо выбритый подбородок. — С питанием дело хуже. Не знаем, кого подобрать, чтобы был расторопный и честный.

Прахов начал называть ряд фамилий, но Блохин только отмахивался рукой от предлагаемых кандидатур.

— Повалиху! — предложил один из рабочих, зашедших в кабинет.

Все громко захохотали, услышав об этой кандидатуре. Весь завод знал жену мастера Повалихина, известную своим энергичным, но весьма скандальным нравом.

— А что смеетесь? Я серьезно говорю!

— Так она же баба! — удивился Блохин.

— Ну и что ж такого! Она стоит любого мужика, нас в обиду не даст, — настаивал предложивший.

— Что это за Повалиха? — заинтересовался Еремин.

Блохин почесал затылок и пояснил.

— Может, и подойдет, раз она женщина энергичная и толковая, — решил Еремин.

— Повалихин-то сам тут? — справился Блохин, открыв дверь в приемную.

— Здесь, — поднялся из угла низенький, сутуловатый человек с густыми длинными усами и большим синяком под глазом.

— Жинка твоя дома?

— А где ж ей быть на ночь глядя, да еще в такой мороз? — отозвался мастер, прикладывая руку к синяку.

— Позови-ка ее сюда!

Лицо мастера передернулось.

— Зови ее сам, а я не ходок! Видишь, как ухватом огрела, — ткнул он пальцем в синяк.

Присутствующие в кабинете зашумели, засыпая шутками незадачливого супруга.

— Я схожу! У меня с женской нацией обхождение тонкое. Только пусть меня проводят: не знаю я, где эта гражданочка живет, — вызвался Фомин.

— Ну пошли, что ли? — вздохнул Повалихин.

— Ай да герой! К своей жинке и то только с охраной решается идти! — засмеялся Еремин. — А кто у вас ведает санитарной частью?

— Фельдшер наш, Лаврентий Максимович Семенов! — ответил Прахов.

Эта кандидатура не вызвала никаких возражений.

Лаврентий Максимович проработал на заводе больше сорока лет. Он был человек верующий, богомольный, что, однако, не мешало ему в бурный 1905 год прятать у себя за образами прокламации и тайно лечить забастовщиков, раненных в стычках с полицейскими. Накануне 9 января 1905 года Семенов уговаривал рабочих «не делать шуму и царя по пустякам не беспокоить», но в день расстрела он был на Дворцовой площади и перевязывал раненых рабочих.