, и пр. Потом он также рекомендует праздник субботы, за усердное соблюдение которой он обещает следующее: «Тогда будешь радоваться с Богом
[11] и я, как коня, посажу
[12] тебя на высотах земли и сделаю, что ты вкусишь наследия Иакова, отца твоего, как уста Иеговы изрекли». Итак, мы видим, что пророк обещает за свободу и любовь здоровый ум в здоровом теле, а также и славу божью после смерти; за религиозные же обряды обещает только безопасность государства, благоденствие и телесное счастье. В псалмах 15 и 24 нет никакого упоминания о религиозных обрядах, но только о нравственных правилах, ибо в них говорится только о блаженстве и только оно предлагается, хотя и иносказательно. Ибо несомненно, что там под горой Бога и его шатрами и обитанием в них разумеется блаженство и спокойствие духа, а не Иерусалимская гора и не скиния Моисея; эти места ведь никем не были обитаемы и находились в управлении только тех, кто был из колена Левия. Далее, все те изречения Соломона, которые я привел в предыдущей главе, также обещают истинное блаженство только за воспитывание разума и мудрости, потому именно, что благодаря ей наконец будет понят страх божий и найдено будет познание Бога. А что евреи после разрушения их государства не обязаны исполнять религиозные обряды, это ясно из Иеремии, который в том месте, где он видит и предсказывает предстоящее опустошение города, говорит, что «Бог тех только любит, которые знают и понимают, что он творит милость, суд и правду в мире; и потому в будущем только знающие это будут признаны достойными похвалы» (см. гл. 9, ст. 23). Иеремия как бы хотел сказать, что Бог после опустошения города ничего особенного не требует от иудеев и не добивается от них в будущем ничего, кроме следования естественному закону, обязательному для всех смертных. Кроме того, и Новый завет вполне подтверждает то же самое. В нем ведь, как мы сказали, преподаются только нравственные правила, и за соблюдение их обещается Царство Небесное; религиозные же обряды апостолы упразднили, после того как евангелие стало проповедоваться и другим народам, которые были связаны правом другого государства. Что же касается того, что фарисеи после падения государства сохранили обряды или по крайней мере большую их часть, то это они сделали более из враждебного чувства к христианам, нежели из желания угодить Богу. Ибо после первого разрушения города, когда евреев пленниками отвели в Вавилон, они тотчас стали пренебрегать религиозными обрядами, так как в то время, насколько мне известно, они не были разделены на секты; даже более: они отвергли весь Моисеев закон и предали забвению права своего отечества, как совершенно излишние, и начали смешиваться с другими народами, как довольно ясно видно из книг Ездры и Неемии. Поэтому не подлежит сомнению, что иудеи и после разрушения государства придерживались Моисеева закона не более, чем до возникновения их союза и государства; ведь, пока они до исхода из Египта жили среди других народов, у них не было никаких особенных законов и они не были связаны никаким правом, кроме естественного, а также, без сомнения, и правом того государства, в котором они жили, поскольку это право не противоречило естественному божественному закону. А что патриархи приносили жертвы Богу, то, полагаю, это они делали затем, чтобы более расположить к благоговению свой дух, с детства приученный к жертвоприношениям; ведь со времен Еноса все люди вполне привыкли к жертвоприношениям, так что последние больше всего возбуждали благоговение в людях. Следовательно, патриархи научились приносить жертву Богу не вследствие повеления какого-нибудь божественного права или общих оснований божественного закона, но лишь вследствие обычая того времени; если они и делали это по чьему-нибудь наказу, то наказ этот был не чем иным, как правом того государства, в котором они жили. Этому праву они и подчинялись (как мы уже заметили здесь, а также и в третьей главе, говоря о Мельхиседеке).
Думаю поэтому, что я подкрепил свое мнение авторитетом Писания. Теперь остается показать, каким образом и на каком основании религиозные обряды способствовали устойчивости и сохранению еврейского государства. Это я покажу сколь возможно кратко, исходя из общих оснований. Общество весьма полезно и в высшей степени необходимо не только для того, чтобы обезопасить жизнь от врагов, но и для сбережения многих вещей. В самом деле, если бы люди не желали оказывать взаимопомощь друг другу, то им не хватило бы ни уменья, ни времени поддерживать и сохранять себя, насколько это возможно. Ведь не все одинаково ко всему способны, и не каждый был бы в состоянии приготовить себе то, в чем он один больше всего нуждается. Сил и времени, говорю, ни у кого не хватило бы, если бы он один должен был пахать, сеять, жать, молоть, варить, ткать, шить и делать многое другое для поддержания жизни. Не говорю уже об искусствах и науках, которые также в высшей степени необходимы для совершенства человеческой природы и для ее блаженства. Ведь мы видим, что люди, живущие варварами без гражданственности, ведут жалкую и почти скотскую жизнь, однако они и то немногое, жалкое и грубое, что есть у них, не приготовляют себе без взаимной помощи, какова бы она ни была. Теперь, если бы люди от природы так были созданы, что они ничего не желали бы, кроме того, на что им указывает истинный разум, то общество, конечно, не нуждалось бы ни в каких законах, но, безусловно, довольствовалось бы обучением людей истинным правилам морали, дабы люди совершенно добровольно и от всей души делали то, что истинно полезно. Но человеческая природа устроена совсем иначе. Все, конечно, отыскивают свою пользу (suum utile quaerere), но домогаются вещей и считают их полезными отнюдь не вследствие голоса здравого рассудка, но большей частью по увлечению вследствие только страсти и душевных аффектов (которые нисколько не считаются ни с будущим, ни с другими вещами). Поэтому ни одно общество не может существовать без власти и силы, а следовательно, и без законов, умеряющих и сдерживающих страсти и необузданные порывы людей. Однако человеческая природа не терпит, чтобы ее неограниченно принуждали, и, как трагик Сенека говорит, «жестокого господства никто долго не выдерживал, умеренное – долго длится»
