Богословие личности - [68]
4. Общество и индивидуум
Карсавин был широко известен благодаря своей теории коллективных, или симфонических личностей. В этом последнем разделе я бы хотел показать, как эта часто критикуемая теория применима к вышесказанному, являясь достойной частью системы его философии.
Как мы знаем, персонализм стремится согласовать ценность индивидуума и коллектива. Карсавин считает, что коллективные сущности (такие как нация, церковь, семья и т. д.) обладают личностной природой, но он сопрягает это с индивидуалистической личностью, обращаясь к тому же самому концепту онтологической жизни-через-смерть. Возможно, один из наиболее явных моментов, где он это применяет, – это, как мы сейчас увидим, математическая аналогия в заключении «Философии истории»[404].
Высшая личность Р отражается в моментах-воплощениях m-1, m-2, m-n, посредством разных иерархических уровней, в древообразной структуре. Индивидуум, таким образом, это определенное выражение его нации, семьи, супружеских уз и так далее. Но как мы можем при этом не утверждать, что индивидуум, таким образом, не более чем функция высших сущностей, заранее предустановленная единица?
ДИАГРАММА: Часть X’-дерева, демонстрирующая индивидуацию коллективной личности и частичную иерархичность-с-равенством
Ответ заключается в том, что высшая личность не существует вне ее воплощений. Для простой пары (P, m) Р – это m, а m – это Р. Мы получили двуединство, в котором одно не определяет другое, но нуждается в нем. Иерархичность и равенство примирены. Но там, где Р представлено более чем одним m, это Р определяется как сумма всех m, и, таким образом, оно находится в других отношениях с m. Р не существует без всех m. Таким образом, единственный путь обрести «иерархичность-с-равенством» заключается в том, чтобы «переписать» Р как m-1, m-2, m-n уникально и последовательно, одновременно оставляя все другие m скрытыми. Отвлекаясь от формульного языка, Карсавин говорит, что все m должны временно «умереть», для того чтобы образовать равенство с каждым другим m, а также для того, чтобы каждое m не определялось Р. Тогда, принимая позицию Карсавина относительно все-времени и все-пространства, мы можем представить себе следующее.
Если некие парные отношения между (P, m) представлены красной линией, мы увидим последовательную красную линию, которая проходит через все дерево. Но, чтобы получить все-временное измерение, нам следует добавить дополнительное воображаемое измерение, в котором каждая связь одновременно является и не является красной линией, а целое дерево представляет и иерархию, и равенство. Ранее аналогичным образом мы представляли бесконечную скорость покоем.
В православной литургии, в молитве, читаемой перед причастием, верующий, перед тем как принять тело и кровь Христа, признает, что из всех грешников «первый есмь аз». И теперь мы видим, насколько легко для системы Карсавина перейти от логического формализма к языку православного богослужения. В действительности любое отдельно взятое m, которое отказывается умереть для другого m, навлечет на себя свою собственную предопределенность и предопределенность всех других. Так дерево жизни-через-смерть рухнет.
Эти последние соображения, так же как и формула дерева, – мои собственные. Но очень похожий формализм может быть найден во всех работах Карсавина, и тенденция переключаться с формализма на святоотеческую, библейскую или литургическую интерпретацию типична для всех его работ.
5. Заключение
В этом очерке я просто хотел дать некоторое представление о богатстве философии Карсавина. В заключение в качестве своеобразного введения в дальнейшие исследования я обрисую аспекты творчества Карсавина, которые могут быть интересны для нас сегодня.
Во-первых, несмотря на то что в некотором смысле он рассматривал европейскую историю как упадок Запада, он был абсолютно оптимистичен в своем убеждении, что каждый исторический период – каждое m каждого Р – равноценен любому другому. Карсавин выступал против прогрессивистских тенденций в истории, которые подрывали значение и эпох, и культур, предшествующих «прогрессивным» эпохам и культурам (равно как и в более тонком смысле и тех, что следовали за ними). Одновременно с этим, в отличие от многих современников, он был уверен, что из разъединения Европы и России возникнет христианское объединение. И мне кажется, этот взгляд требует дальнейшего исследования в наши дни.
Во-вторых, Карсавин опровергает обычное разделение русской философии: слегка эксцентрический лагерь (В. Соловьев, С. Булгаков и др.) против более общепринятого неопатристического православного объединения (В. Лосский, Г. Флоровский и др.). Персонализм Карсавина вырос из его исторических исследований, и он всегда боролся с проблемами исторического обоснования своих идей. Сегодня становится ясно, что неосвятоотеческий подход испытывает множество трудностей относительно метода интерпретации святоотеческих источников, экклезиологических предположений[405] и, возможно, наиважнейшей – неизученных философских предположений. Работа Иоанна Зизиуласа, отчасти отвергая подход Флоровского, демонстрирует глубокий интерес к возврату к европейским источникам как способу понять тайну христианства. Интерес Карсавина к синтезу истории, догматики и критически усвоенной европейской метафизики как к способу выстроить православную мысль во многом предвосхитил этот поворот. Было бы чрезвычайно плодотворно рассмотреть предложенные им ответы в свете прочтения Зизиуласа и обсуждения его работ. В некотором смысле эти ответы – потерянное звено в цепи знаменитых «споров о Софии» между Лосским и Булгаковым.
