Богословие личности - [63]
Подведем итог: упрощенная модель булгаковской антропологии начиналась бы с главного христианского догмата: триединый Бог характеризуется единством трех индивидуальных ипостасей в одной ousia, одной природе. По образу и подобию Бога люди составляют множественность ипостасей, объединенных в одной природе, а именно в «тварном мире».
А теперь я обращаюсь к различным концепциям автономии в работах Бердяева и Булгакова.
3. Автономия
По мнению Бердяева, «человек свободен, когда он не должен выбирать».[379] Согласно Бердяеву, существует четыре вида свободы: рабство (отсутствие свободы), гетерономия, автономия и теандрическая/богочеловеческая свобода; последняя, естественно, является высшей формой свободы, что означает: Бог и человек одно целое и не существует сомнений касательно вариантов выбора и возможностей. Стать единым с Богом – это высшая форма самоопределения. Автономия необходима каждому человеку для достижения богочеловеческой свободы, которая должна пониматься как личностная взаимосвязь, а не как подчиненность.[380] Но опять же, кто-то может спросить себя: «Что есть личность и что есть свобода вообще, если у нас имеется лишь один путь выбора?» Бердяевское представление о свободе – это прежде всего свобода от внешнего определения, некий вид нескончаемой борьбы против внешних сил, которые, в конце концов, все происходят из “Ungrund”, первичного принципа бытия, против которого даже Бог должен всегда отстаивать свою свободу.
Булгаковская концепция автономии совершенно иная. Как мы видели, согласно Булгакову, идея человека как образа и подобия Бога есть онтологическая основа каждого человеческого существа как «цели самой по себе». Это не следует понимать в смысле установленного и завершенного набора свойств, но как «бесконечный ряд различных возможностей, между которыми делается выбор человеческой свободой».[381] Идея божественного образа и подобия не говорит много о специфических условиях «образа» или «подобия», (ибо они превыше строгого катафатического определения), но она описывает акт реализации данного образа и становления подобием Бога в свободном автономном действии. Вот что пишет Булгаков в книге «Невеста Агнца»: «Образ Божий в человеке есть не просто “сходство” или “свойство”, но высшая действительность, духовная реальность, энергия богоподобия и богоуподобления. Соединение “образа и подобия” есть реализация образа в жизни, переход от статики к динамике, от потенции к энергии. Но в то же время характер образа ставит его в нерушимую связь с Первообразом, от которого он отображается».[382]
В то время как бердяевская личность отказывается от автономии в процессе воссоединения с Богом, Булгаков делает несомненно парадоксальный вывод, что неразрывная связь с Богом обеспечивает истинную автономию личности. «Свобода в творении, прежде всего, связана с личным началом. Личность, как самобытность, из себя определение, есть синоним свободы как актуальности или самополагания. Вне этого личности просто и не существует. […] Свобода личности остается нерушимой и непроницаемой и для Бога. […] Его всемогущество не разрушает онтологических преград, как и сам Христос свидетельствует о Себе «ce стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит двери, войду к нему и буду вечерять с ним и он со Мною» (Откр 3:20). Эта дверь есть тварная свобода, источник самобытности и реальности твари в ее соотношении с Творцом».[383]
Следовательно, стать подобием Бога не означает стать идентичной копией Бога или раствориться в божественной субстанции, но действовать, жить и творить в богоподобной манере и стать партнером Бога в творении. Заслуживает констатации тот факт, что, с точки зрения Булгакова, субъективная автономия не есть негативное понятие, которое должно быть отринуто, когда личность становится христианином.[384] «Свобода – это онтологическая привилегия именно творений. […] Самое общее предусловие свободы – это самопроизвольность движения, автономия жизни. […] Онтологически человек не может освободиться от свободы, даже если он того желает, ибо это состояние самого бытия тварного духа. […] Если Бог сотворил человека в свободе, по Своему собственному образу, как сына Бога и как друга Бога, бога по благодати, тогда реальность этого творения включает в себя его свободу как созидательное самоопределение не только в отношении мира, но и в отношении Бога. Допустить противоположное будет значить привнести в Бога противоречие, в таком случае будет считаться, что Он располагает только воображаемой, иллюзорной свободой».[385]
Следовательно, согласно Булгакову, субъективная или личностная автономия – это богоданный факт и состояние человека, без которого было бы вообще невозможно стать и оставаться христианином.[386] Даже после «смерти» каждая человеческая личность, согласно Булгакову, будет по-прежнему существовать как автономная индивидуальность: «Дух живет и за гробом силой своего бессмертия, и ему свойственна свобода, а постольку и творческое самоопределение».
