Богорождённый - [60]

— Ну вот, — снова сказал голос, более успокаивающим тоном. — Хорошо.

Хорошо?

Она осознала, что голос разговаривает не с ней, и от этого осознания сердце забилось ровнее, оцепенение спало. Её взгляд привлекло движение во мраке. Она не могла различить подробностей, но это не было похоже на сумрачного великана из её воображения.

— Кто там? — позвала она.

Звуки прекратились.

— А кто спрашивает? Я ищу Фэйрелм. Это же… верная дорога, так? Именем богов, Грей, если ты заблудился, останешься без корма на неделю.

Грей? Имя казалось знакомым.

И Элли вдруг сразу догадалась, чей это голос и откуда звуки. Грей был мулом. Звенела его сбруя. А голос…

— Минсер? Это ты?

— Да, — отозвался коробейник, и Элли услышала в его голосе улыбку. — Фэйрелм здесь?

Элли засмеялась от облегчения, ноги под ней ослабели.

— Здесь! Здесь! Поближе, дай тебя увидеть.

Хлюпанье копыт Грея стало громче, звук уже казался не зловещим, а наоборот весёлым. Мрак ослабел, когда они приблизились. Это был большой крытый фургон коробейника с котелками, посудой, столовыми приборами, инструментами, горшками, разнообразными железными и гончарными изделиями, даже несколькими предметами из стекла. На месте кучера сидел сгорбившийся Минсер, как дракон, восседающий над своими сокровищами. Грей, самый большой мул из всех, что Элли когда–либо видела, тащил фургон по грязи, прижав к голове уши. Элли вышла из–под вяза и замахала.

— Минсер! Сколько же тебя не было! Мы боялись, что с тобой что–то случилось.

Минсер подался вперёд на своём сиденьи, чтобы лучше её разглядеть. Его весёлое, круглое лицо с редкими седыми усами расплылось в улыбке.

— Нет, добрая госпожа. Грей и я знаем эти дороги лучше всяких шейдов. Мы держимся подальше от неприятностей. И умеем стрелять, ежели приходится.

Он поднял арбалет, который держал под сиденьем.

— Да и кроме того, на эти страческие кости позарится разве что совем глупое чудище.

Он прицокнул на Грея, и мул остановился перед Элли. Затем Минсер слез с фургонной скамьи. От каждого движения его живот колыхался. Элли погладила Грея по морде, и здоровенный мул замычал от удовольствия.

— Он вас помнит, госпожа, — сказал Минсер. — И я тоже.

Коробейник снял свою широкополую шляпу и превратил поклон в целое представление.

— Рад видеть вас в добром здравии, госпожа Элли.

— А я рада видеть тебя, — ответила Элли с шутливой любезностью. — И все остальные тоже обрадуются. Пойдём, ты должен оповестить всех о своём прибытии.

— Конечно, — ответил Минсер. — Поедете с нами?

— Думаю, да, — ответила она. Минсер сложил руки в замок и помог ей влезть на место кучера.

— Ейп, — сказал он и встряхнул поводья Грея. Мул потащил фургон вперёд. — Знаете, в Долинах и Кормире странники не объявляют о своём прибытии, как здесь.

— В Долинах и Кормире странника видно, когда он приходит в деревню. А здесь из–за мрака на зрение полагаться нельзя. Лучше на слух — разве что хочется рискнуть и нарваться на стрелу в зад от испуганного арбалетчика.

— Правду говорите, — засмеялся Минсер.

— А ты, значит, бывал недавно в Кормире и Долинах? — спросила Элли. — Там по–прежнему светит солнце?

— Шадовар затмили только Сембию, госпожа. Я был в Кормире в конце лета, и солнце там светит всё так же ярко. А в Долинах, я слыхал, дела идут скверно. Сембийские войска заняли Аркен и другие Долины, и готовятся продолжать наступление. Я сам видел сембийских солдат, целые сотни, марширующие на север. Даже до меня дошли слухи о войне в дальних Серебряных пределах.

Он печально покачал головой.

— Кажется, весь Фаэрун погрузился в войну, госпожа. Не осталось безопасных мест. Не знаю, чем всё это кончится.

— Ну что ж, — ответила Элли. — Здесь ты в безопасности и тебе рады.

— Ах, вы яркий свет даже во мраке, госпожа.

Элли засмеялась.

— Тебе нужно жить при дворе, Минсер. У тебя язык льстеца.

Минсер прижал руку к груди, изображая раненное сердце.

— Слышишь, Грей? Язык льстеца, мне говорят.

Элли посерьёзнела.

— Могу я задать тебе вопрос? Зачем возвращаться в Сембию? Герак и я думали о том, чтобы уехать. Раббы уехали несколько дней назад. Ты их не повстречал?

— Увы, нет. Хотя они могли избегать дорог, опасаясь солдатов.

— Ну, если бы мы уехали и увидели солнце, не могу представить, чтобы мы вернулись.

Минсер понимающе кивнул.

— Боюсь, дорога просто слишком глубоко сидит у меня в костях. А кроме того, самым тёмным местам нужен свет кастрюль, горшков и историй Минсера. Но, может быть, вам в самом деле уехать, госпожа? Жизнь под солнцем вам бы подошла.

Элли улыбнулась.

Минсер покрутил бронзовый медальон, который носил на груди. Элли краем глаза увидела выгравированный цветок.

— Это символ религии, Минсер? Пока тебя не было, ты стал набожным?

Она шутила, но ответ Минсера был серьёзным.

— Это?

Он вытащил медальон из–под рубахи. На нём была избражена роза и солнце — знак Амонатора.

— Признаю, госпожа, есть немного. Я получил это… в месте надежды. Несколько месяцев назад.

Элли коснулась его руки. Пальцы коробейника были похожи на толстые сардельки.

— В последнее время я часто размышляю о надежде. Я рада, что ты здесь, Минсер.

— И я тоже, — ответил он и вернул медальон под рубаху.