Богорождённый - [22]

— Извините за мою вспышку. Спасибо за ваши слова, Оракул.

Оракул мягко улыбнулся.

— Это пустяки. И однажды ты можешь пожалеть о своей благодарности.

— Никогда.

— Послушай меня, Васен. Свет в тебе, и он пылает ярче, чем в остальных, потому что сражается с тьмой в твоей в крови. Ты запомнишь это?

— Запомню.

Улыбаясь, Оракул сказал:

— Очень хорошо. Тогда береги себя, Васен, сын Деррега, сын Эревиса и сын Варры.

— Погодите! Разве это… всё?

Но было уже слишком поздно. Лицо Оракула поплыло, и сияние покинуло его кожу.

Оранжевый свет Амонатора исчез из его глаз, и они снова стали мутными, слезящимися глазами старика. Он покачнулся, дряхлое тело вдруг оказалось неспособно нести собственный вес. Васен подхватил его, не позволив упасть. Под мантией Оракул был похож на сноп сухих веток.

— Это Васен, Оракул.

— Васн, — медленно и невнятно, как обычно, произнёс Оракул. — Где Бавни?

— Вы отослали его, — ответил Васен. — Но я уверен, что он неподалёку.

— Бавни! — встревоженно позвал Оракул. — Бавни!

Васена поражало, насколько уверенный, властный голос Оракула в трансе отличался от детского голоса душевнобольного, когда Оракул покидал транс.

С тихим хлопком и вспышкой света Брауни возник рядом. Пёс потёрся о руку Оракула.

— Бавни пришёл! — улыбнувшись, сказал Оракул.

— Я провожу вас в святилище, — сказал ему Васен.

Оракул покачал головой.

— Нет, Васн. Когда прозвонит колокол, пускай паломники пошлют за мной. Я сделаю предсказание и поговорю с ними, а потом все уйдут. Все. Сегодня. Ты их отведёшь.

Последняя группа паломников — первая за много месяцев — прибыла меньше десяти дней назад, уклоняясь по пути от встречи с сембийскими солдатами. Они не обрадуются необходимости так скоро уходить.

— Они только прибыли, Оракул. А Долины опустошены войной. Придётся отвести их на север, в предгорья у Высокой луны. Даже этот путь скоро могут перекрыть. Войска Сембии собираются у границ Долин.

— Я знаю. Но они уйдут, Васн.

Васен не стал спорить с Оракулом.

— Очень хорошо.

Оракул улыбнулся.

— До свиданья, Васн.

— Пусть вас согреет и сохранит свет, Оракул.

Он смотрел, как Оракул, положив руку на Брауни, ковыляет по коридору.

Васен закрыл дверь. Сначала сон, потом личный визит и видение от Оракула. Что всё это означало?

Он снял с шеи священный символ розы. Тонкие ниточки тени кружились вокруг его пальцев, вокруг розы. Он представил, как Святой Абеляр использует этот символ, направляя силу Амонатора при встрече с ночным ходуном в битве у Саккорса.

Он рассмотрел её лепестки, стебель, два шипа. Талисман так искусно сработали, что это могла быть настоящая роза, магией превращённая в металл. Медальон походил на розовые сады вокруг аббатства, которые Волшебная Чума превратила в камень. Он пошкрёб ногтем черноту на одном лепестке, обнажив полосу сверкающего серебра — свет подо тьмой.

Улыбаясь, он снова повесил символ себе на шею. Он постарается быть достойным его. Взгляд Васена упал на пыльный запертый сундук, стоявший в углу комнаты, и улыбка исчезла. В сундуке хранился тёмный магический клинок, некогда принадлежавший Эревису Кейлу: Клинок Пряжи. Васен лишь однажды держал его холодную, скользкую рукоять, когда Деррег впервые дал ему меч — тогда он был ещё мальчишкой. Тени с клинка слились с тенями его тела. Оружие казалось его продолжением, но это чувство родства напугало его, и Васен никогда больше не прикасался к мечу. И на станет касаться его сегодня. Сегодня был день для света и надежды, не для тени и грустных воспоминаний.

Помня о словах Оракула, он натянул свою стёганую рубаху и кольчугу, нагрудник, повесил на спину щит, застегнул на поясе ремень с обычным мечом, и вышел из комнаты.

Как обычно, он помолится Амонатору в полдень, погуляет по долине, посетит могилу матери, а потом поведёт паломников обратно во мрак.

* * *

С тёмного сембийского неба прямыми линиями сыпался дождь, превратив кнут–траву в плоское, неровное одеяло. Небо прокашлялось громом. Вонь разложения пронизывала воздух, как будто весь мир медленно гнил.

— Быстрее! — сказал Зиад, его голос был похож на скрежет лезвия по кремню. — Быстрее! Уже скоро, Сэйид.

Сэйид сглотнул, кивнул и догнал брата. Он бы подбодрил Зиада дружеским прикосновением, но Сэйиду не нравилось, как тело брата извивается под его ладонью.

Они шли — шли, потому что лошади не стали бы их нести — под блеклым небом, по сырой, промокшей земле. Они двигались вдалеке от дорог, потому что там слишком часто стали встречаться сембийские солдаты и караваны.

Промокший плащ Сэйида оттягивал его плечи грузом всех четырнадцати прожитых десятилетий. Рядом с ним Зиад качался под весом собственной ноши. Он тяжело дышал, заглушая шум дождя, и горб на его спине проступал сильнее обычного. Мокрая одежда Зиада свисала с тела, облегая формы искажённого тела, испорченную дикой магией Волшебной Чумы плоть.

Рядом с ними бежала стая диких котов, собравшаяся вокруг его брата, когда они пересекли укрытые тенью границы Сембии.

— Дикие коты? — спросил Сэйид.

— Дикие, да, — ответил брат, глядя на животных стеклянными глазами. — Но не коты.

Сэйид насчитал тринадцать кошачьих, хотя их число, казалось, время от времени изменялось. Они держали хвосты опущенными, их косматая шерсть от дождя прилипла к телу, демонстируя с каждым шагом работу костей и мускулов. Звериные головы казались чересчур крупными на тонких шеях, ноги — непропорционально длинными. Казалось, они целиком состоят из чёрных глаз, толстых жил и острых зубов.