Богомолец - [30]

«Вопрос переходит, — заключил молодой ученый в своей очередной работе — «О липоидной анафилаксии», — в область физиологической и, быть может, также физической химии. Но какое бы решение ни получил он впоследствии, значение липоидов в проявлении повышенной чувствительности нисколько этим не умалится.

В липоидной анафилаксии мы имеем новое проявление той громадной роли, которая принадлежит липоидам в биологических реакциях организма и, в частности, в так называемых иммунных реакциях».

Открытие, бесспорно, большое, весьма ценное для практической медицины. Но целых десять лет оно будет оставаться без внимания.

В 1922 году Богомолец опубликует еще одну работу, посвященную механизму анафилаксии, несомненно, труднейшей проблеме теории иммунитета. Несмотря на обилие гипотез, медицина не имела еще сколько-нибудь удовлетворительного объяснения этого явления. Богомолец в новой работе заявит: «Никакого яда анафилаксии, по-видимому, не существует», — и объявит себя сторонником воззрения на анафилаксический шок, как на результат процессов, происходящих внутри клетки… Вся картина анафилактического шока указывает на остановку или резкое замедление физиологических процессов в клетках.

С этой точкой зрения прекрасно согласуются явления угнетения нервной системы после кратковременного ее возбуждения, падение температуры тела, понижение фагоцитарной энергии лейкоцитов.

В противоположность существовавшим взглядам на анафилаксию и некоторые родственные ей другие виды аллергической реакции организма на пищу, лекарства и т. п., как на состояния, противоположные иммунитету или даже ничего общего с ним не имеющие, Богомолец высказал мысль, что все они «весьма тесно связаны… Те и другие вытекают из одного и того же механизма борьбы организма с инфекцией или интоксикацией и представляют лишь различные стадии одного и того же процесса».

Уже в Киеве ученый выступит с работой «Сто вопросов к проблеме аллергии». Это оригинальный подход к очень важному разделу учения об иммунитете. В последовательном порядке он поставит вопросы, на которые необходимо получить точные ответы, чтобы устранить царящие в учении путаницу и неразбериху, и укажет направление будущих поисков.

Участки поверхности нашего тела, входящие в соприкосновение с микробами, обладают чисто местными приспособлениями, ведающими иммунитетом участка ткани или органа и одновременно защищающими организм в целом от проникновения микробов. Микроб, проникший в ткань, во многих случаях погибает не только потому, что подвергается активному воздействию защитных средств организма, а и по причине отсутствия на месте его появления веществ, необходимых для питания и выработки средств нападения. В этих случаях местный иммунитет называется атрептическим,

В 1915 году Богомолец взамен атрептического иммунитета вызвал у кролика, в обычных условиях невосприимчивого к газовой гангрене, трептическое заражение, всего-навсего введя культуру гангрены вместе с глюкозой. Глюкоза в этом случае явилась пищей для микробов.

В разгар империалистической войны на Севастопольской биологической станции родится экспериментальная работа Богомольца «Опыт изучения антибактериального иммунитета у митилус», которых экспериментатор заражал кишечной палочкой. Его интересовали защитительные приспособления у моллюсков, восприимчивых к инфекциям. «Быть может, явлениями иммунитета в царстве низших животных, — думал ученый, — управляют законы, менее сложные, чем те, которые установлены для высших позвоночных?»

Разрабатывая теоретические проблемы учения об инфекции, Богомолец тесно увязывал поиски с задачами практики. В 1918 году он серьезно займется вопросами профилактики и диагностики сыпного тифа.

Пока же, в ожидании решения вопроса о научной командировке за границу, Богомолец садится за литературу о диабете, пытаясь разобраться, чему принадлежит первенствующая роль в происхождении этого заболевания.

Работа еще не закончена, а декан медицинского факультета в конце февраля 1911 года сообщил, что прибыли документы на поездку в Париж.

Профессор Генри — выше среднего роста, худой, живой, как юноша, хотя борода с сильной проседью. По письмам из России профессор знает, что приезжий — человек одаренный, уже сформировавшийся ученый: он опубликовал ряд значительных работ. Докторская диссертация приезжего во всем мире принята как классическая монография по надпочечникам.

Разговор сразу принимает деловой характер. Обоих живо интересуют самые острые проблемы физиологической науки. Богомолец намерен изучать у Генри методику физической химии в ее приложении к биологии. Человек умный и образованный, Генри видит, с кем имеет дело: Богомолец — приятный собеседник, блестяще владеющий французским языком. От этого русского, пожалуй, можно и ему узнать много нового.

Генри не жалеет своего времени для русского ученого. Знакомит его с очень большой и весьма недурно оборудованной лабораторией, отбирает целую кипу трудов — своих и учеников. Стажер должен сам подобрать тему своей работы.

«Я очень доволен, что поехал к Генри, — писал Богомолец отцу. — Он рассказывает так, что с двух слов все становится понятным. И тему помог придумать совершенно новую для биологии. И методы физико-химические придется применять самые разнообразные, притом как раз те, которых приложение к биологии представляет наибольший интерес».