Богобоязненный - [5]

Первое появление детей неизбежно и особенно остро врезалось в память Коба, иначе и быть не могло. Но их последующие визиты в конечном итоге протекали неприметно. Возникнув однажды, дети появлялись снова и снова и вскоре зачастили так, что Коб уже не мог определить, сколько раз видел их. Бывали дни, когда Коб, по тому или иному поводу, участвовал в жизни детей, и так случалось раз пять-шесть. Но случалось и так, что он вовсе не видел их несколько дней кряду и начинал думать или надеяться, что дети ушли навсегда.

В поведении детей никогда не было ничего необычного, за исключением, конечно, того, что их присутствие, а также появление и исчезновение не поддавались объяснению. Очевидная обыденность их существования — вот что, помимо прочего, оставалось загадкой. Все выглядело так (судя по их внешнему виду и действиям), словно дети только что вернулись с прогулки, либо только что поели, либо ждали, когда мама кончит хлопотать и уведет их из дома. Коб привык к характерным движениям тонких рук девочки к тому, как подрагивают веки ее живых карих глаз. Привык и к тому, что мальчик сутулится, шаркает на ходу, отчего деревянные подметки его сапожек скособочились. Более того, как в навязчивом сне, Коб ощущал, что ему знакомо в этих детях все, что они близки ему, однако не находил никаких тому объяснений. В присутствии детей ничего и не требовалось: он просто знал их, знал всегда, и точка.

Но уверенность в том, что он их знает, вызвала и страх. Откуда вообще взялась эта убежденность? Где он их прежде видел? Откуда ему могла быть знакома эта девочка, ее хрупкая стройная фигурка, гладкая шейка, все изгибы и впадинки на ее шее? Отчего он уверен, что узнает ее голос, если она с ним заговорит. И это платьице, и чулочки в тон — почему все именно так, как он помнил? И эта внезапно бросившаяся в глаза красная царапина на ручонке мальчика — она тоже Кобу знакома. Когда дети явились в следующий раз, он нарочно проверил, там ли царапина, и она была там, только потемнела слегка, потому что стала заживать.

А он, хозяин дома, наблюдавший за ними и прекрасно знавший их, ничуть не интересовал детей. Они смотрели на него и как бы мимо него; шли к нему и проходили насквозь: только что он видел их перед собой — и тут же они оказывались за его спиной. Ни разу не проронили ни слова.

Потом исчезали. Он видел, как менялось выражение их лиц: с сердитого на шаловливое, сосредоточенное или задумчивое; они переговаривались (неслышно), улыбались (неизвестно чему), держались за руки, глядели из окна на улицу, отодвигали тяжелые фолианты и смотрели (подобно Элизабет и непонятно с какой целью), что там за ними. За все это время до его ушей не долетело ни звука, и ни единый звук, вырывавшийся из глубины его груди через сдавленное горло и пересохший рот, не достиг детских ушей.

Вот они — то здесь, то там, застят иногда свет из окна, такие живые — и вот уже пропали. Всякий раз, когда дети исчезали, он, не сходя с места, вглядывался в пустоту, а там — ни следа, точно их здесь и не было. В комнате ничем не пахло, половики и подушки, все вещи — а ведь дети легко могли их сдвинуть — на своих местах.

Разговор.

Коб: Элизабет, не знаешь, не появились ли в нашей округе христоверы?

Элизабет: Аахх! Оох!

Коб: Говори по-человечески, ради всего святого! Отвечай! Видела ты хоть одного христовера в городе или нет?

Элизабет (отворачивается от хозяина и делает вид, что сплевывает): Упаси Бог.

Коб: Не видела? Никого? И дети их здесь не бегали?

Элизабет (снова делает вид, что сплевывает, и скорчив гримасу, имевшую цель разом выразить и отвращение, и религиозный пыл): Господь милостив.

Коб: А тебе известно, как они выглядят? Как одеваются?

Элизабет: Видали мы их как-то, когда ездили в Крайфелс, целые семьи там видали. Мой родич из Крайфелса говорил мне: коли наткнешься на них на улице, не смотри, а делай так (сдвигает зрачки к носу и опускает голову), иначе сглазят. А глянешь на них, тогда здесь (показывает подмышки) и здесь еще (тычет в свое усохшее лоно) пузыри пойдут, а потом вовсе помрешь.

Коб: Неужто?

Элизабет: Это, хозяин, всякому известно.

Коб: Всякому известно, что ты дура старая.

Элизабет: Охх, хозяин! Почему дура? Негоже так говорить о бедной Элизабет. Я ли для вас не стараюсь…

(И т. д.)

Должно быть, решил Коб, мои гости появились как следствие моих галлюцинаций.

После чего ему пришлось поставить перед собой еще один вопрос, заранее зная, что ответить на него не удастся. Какой вариант хуже, галлюцинировать, не подозревая об этом, или галлюцинировать и понимать, что с тобой происходит.

В некотором смысле Коб чувствовал, что бывало и так и этак. Когда он видел детей, он чистосердечно верил в то, что они реальны. А вот когда дети исчезали, он не мог не признать, что все происходившее — не более чем фикция, игра больного воображения.

Но чьи это фантазии, его собственные или кем-то навязанные? Возможно, тут не обошлось без колдовства. А что, если некто издалека насылает этих призраков? Кобу, человеку трезвому и рассудительному, издевавшемуся над чужими суевериями и презиравшему бредни Элизабет, такого рода подозрения были унизительны.