Боги, святилища, обряды Японии: Энциклопедия Синто - [29]

Отношения между синтоизмом и буддизмом в Японии получали в научной литературе разные наименования — синкретизм, соперничество, симбиоз, синтез, гармоническое единство, религиозная эклектика, двоеверие и тому подобное. Более того, как теперь, полемически заостряя, пишут некоторые авторы, политика правительства Мэйдзи по разделению буддизма и синтоизма (симбуцу бунри) была в некотором смысле политикой учреждения, впервые в Японии, двух разных религий вместо единого комплекса верований, — что еще больше запутало дело. Тем более что до сих пор не вполне понятны обстоятельства складывания этого единого комплекса на заре японской истории: действительно ли существовало нечто, вступившее во взаимодействие с пришедшим с материка буддизмом, или это «нечто» начало развиваться и оформляться лишь под действием и в сфере буддийских и даосских влияний; неясна также картина индивидуального религиозного сознания и характер переживания отдельным индивидуумом разнородности или же целостности своих верований применительно к разным эпохам японской истории.

Во времена гонений на буддизм и национал-патриотической пропаганды 30-40-х гг. XX в. мифы, изложенные в летописно-мифологических сводах VIII в., были возведены в непререкаемую истину — в частности, те, что возводят происхождение императорского рода к небесным богам. Академическое изучение памятников японской древности и веровании в ками оказалось тогда чрезвычайно затруднено и даже опасно. А после воины изучение, так сказать, синтоистской стороны японских веровании проводилось в основном с опорой на базовые понятия, выработанные западными культурно-антропологическими исследованиями. При всей плодотворности и, прямо скажем, неизбежности нового методологического выбора неизбежны оказались и некоторые смещения[18]. «Европоцентризм» аналитика, в сущности, во многом предрешает его эвристические ходы еще на уровне терминологической сетки — случаи, когда, по выражению Набокова, «на истину ложится тень инструмента». К этому стоит прибавить еще и то обстоятельство, что и сами исследования и поиски типологических параллелей до сих пор велись, как правило, мифоведческим или чисто этнографическим инструментарием, концептуальная же сторона верований в японских богов ками при этом в западной науке почти не рассматривалась.

Здесь же стоит, вероятно, сказать, что в настоящее время в самой Японии термин «синто» употребляется не так, как это принято у нас; там он имеет хождение преимущественно в кругах, связанных с профессиональной сферой синтоизма — в среде священнослужителей и теоретиков-богословов синто. В «обычных» же академических исследованиях по истории, мифологии, литературе древности этот термин встречается редко, поскольку предполагается, что синто как система идеи, противопоставленная другим религиозным системам, начинает формироваться только в средневековье и далее неоднократно меняет границы и характер — например, под влиянием конфуцианства, затем, в XVIII в. — в работах ученых школы национальной науки (кокугаку), и т. д.

Кроме того, само понятие «синто», «путь богов», ками-но мити, заимствованное как термин из Китая как антитеза буддизму, возникло, видимо, только в средневековой Японии, в ранний же период понятие богов, ками, не связывалось с концепцией «пути» (яп. мити, до, кит. дао). Говоря о ранней японской истории с ее преданиями об «эре богов», японские гуманитарии обычно употребляют понятие «боги Неба-Земли» — именно так называлась придворная канцелярия Дзингикан — так сказать, Палата Благочиния, ведающая «дзинги» — «богами Неба и Земли» (ками-цу ками и куни-цу ками). Дзинги — иероглифический бином, встречающийся в самых ранних памятниках японской письменности и восходящий еще к китайскому «Лунь юй». Этот бином, с точки зрения многих историков, может послужить более адекватным обозначением того же синтоизма.

В обиходе вместо понятия «синтоизм» японцы нередко используют слова о-камисама (синтоистское божество), дзиндзя, о-мия (синтоистское святилище) и т. п. В настоящее время и в самом деле часто бывает нелегко отделить народные верования от синтоистских представлений, хотя большинство исследователей все же выделяет в японской культуре «народные верования» как отдельный слой, который, как они считают, невозможно интерпретировать как «малую традицию», то есть упрощенное воспроизведение «большой традиции» буддизма, даосизма или синтоизма. Таким образом, многие современные ученые мыслят народные верования отдельно и автономно от синтоизма (пожалуй, такая трактовка народных верований вообще характерна для нынешнего состояния этнографии — ср., например, с теорией «религиозных практик» А.А. Панченко, согласно которой «народная религия» в России представляет собой особую форму религиозной жизни, обладающую внутренней логикой и выполняющую важные функции в повседневном существовании отдельного человека и его социальной группы, не совпадая при этом ни с христианством, ни с язычеством[19]). Однако это еще более усложняет задачу установления хотя бы примерных мировоззренческих рамок синтоистского набора верований.