Боги как боги - [45]

— Чего надо, братюнь? — спрашивает.

— Покажи товар-то, — говорю. А сам обмираю. Это ж надо, докатился хрен до днища.

— Для себя или в подарок? — щурится, хороняка.

— Малой своей. Шибко расстроилась сегодня.

Он полез в куртёху. В карманцах карты, что игральные. А на них картинки — как с печенной коробки. Яркие, цветные. Целая стопка. И что ей из этого понравится?

Видит, дергун ему в ноги, что я в непонятках.

— Посоветовать?

— Сам, — говорю.

Выбрал пять. На одной бандурина лепная со зверями. На другой — цветуёчки какие-то. На третьей — малые бегают по траве. На четвертой — хавка на столе, но красиво. На пятой — деваха в платье и с моськой.

— Что стоит?

Он назвал. Это за бумажки швахные?! Покряхтел я, но делать нечего: сам влез.

— А это от меня. — Ещё одну даёт, с ёлками-палками.

Спрятал я товар. Будто жжёт через подкладку. Иду и чую, как моржила на меня зырки пучит и ухмыляется. Женуха узнает — репу мне проломит.

***

Лежит Таська, отвернулась. Не спит. Знает, что я к ней.

— Цветочек…

Носом шмыгает.

— Цветочек, не злись на неё. Она для тебя же.

А потом смотрю — все ноги у ней синие. Отбила, мразота в серёжках. Ну, обожди…

— Цветочек. Повернись, я сюпризик цекавый принёс.

Повернулась. Глаза сухие уже.

— Только никому. И заховай, чтобы не видели.

Достал кунштовые карты. Она прям как осветилась вся. Ручки протянула, рассматривает, улыбается.

— Папочка, откуда ты это чудо взял?

— Секретик. Большой-большой секрет. Запомни только: никому. Никогда. А то беда бедовая.

Поняла. Она умная очень, хоть и в школе ругают.

Прижалась ко мне. И хорошо, и тепло, и страшно. Что я заварил?..

***

Что ни ссора, что ни огорчение — хожу к моржу этому хитромордому. Спускаю десятину на куншт для Таськи. Это я?

Уж и места его любимые знаю. И набалотыкался в сортименте. И приметил других моржей пару, но к тем не суюсь: так вернее.

Хитромордый ухмыляется и разговоры заводит:

— Что вас побудило ко мне обратиться? Как вы поняли, что нужно вашей дочке? Может, побеседуем, как приятели?

Мне поскорей бы слиться. Но надысь спросил:

— Сам малюешь или как?

— Я больше музыку пишу. И распространяю куншт. Это не все из нас могут.

— Не воткнул.

— Не все «моржи», как вы нас называете, находят в себе силы, чтобы напрямую соприкасаться с миром за забором инсаниториев. Я — один из немногих.

Валить, валить швыдче. Не спрашивать, не трындеть. Хватит и того, что беру его товар. Во что я Таську вмешал?

***

Пробовал бросить. Но посмотрю на неё — и не могу. Она так радуется, когда новый куншт ей приношу… Как отказать?

Женуха то ли прочухала что-то. Ходит, носом водит. Ищет Таськины схоронки, но не находит. Огребает Таська ни про что. Женуха за это отхватывает немало, но не перестаёт.

А Таська говорит ономнясь:

— Папочка, отведи меня туда, где ты эти карточки берёшь. А то совсем она меня забьёт, а так я хоть на красоту посмотрю.

***

Поплыл я вкрай, что топор по реке. Пошёл в какую-то блеваловку с хитромордым.

— Таська картиночки малюет. Ударить не может, злого слова сказать не может. «Папочка, зачем ты маму бьёшь?»

Этот кивает.

— И откуда она такая к нам прилетела? — спрашиваю.

Подливает. Кивает.

— Покажешь мне инсаниторий ваш?

***

Прокрались-пробрались. Посмотрели тихонько. Никогда не видал чистоты такой. Поют, музыку играют, малюют. Каждый в своём деле. Не замахнётся никто, не рявкнет. Морж меня разубрал, чтобы не поняли, кого привёл. Только я среди них, как стекляшка швахная среди цацок-пецок. Увёл меня оттуда морж, а я как за забор вышел — что из лужи глотнул.

— Как ты и смотреть-то на нас можешь? — спрашиваю.

— Приходится. Я хочу, чтобы маргиналов стало больше. Для этого нужно как-то толкать куншт среди вас. Я хочу, чтобы весь мир стал инсаниторием. Но на это нужно время. И нужно, чтобы вы сами захотели преобразиться.

Я обхватываю руками своё горло, будто разодрать хочу.

— Не все могут.

— Да, не все.

***

— Тася… Цветочек, чего ты хочешь?

Несёт из схоронки своей карты кунштовые. Стопка целая. В руки мне суёт.

— Ещё сюпризиков хочешь?

— Нет, папочка, — говорит. — Я хочу, чтобы было вот так. Чтобы вот тут я была. И картинки рисовать.

Вздыхаю. Женуха репу мне проломит.

***

Хитромордый — хотя на деле-то не шибко хитромордый — держит мою Таську за руку. Говорит, всё на мази. Как пробивал, с кем перетёр — дергун его знает. Жёлтенького с меня не взял.

— С вашей стороны это жертва и подарок. Вы хороший отец. И вы правы.

— Не легче.

Обнял малую.

— Иди с дядей, цветочек. Там тебя научат рисовать.

— А ты будешь приходить, папочка?

— Если разрешат.

Морж гладит её по кудрям:

— Может быть. Буду передавать папе сюрпризики от тебя.

Целую. Обнимаю. Будь счастлива, цветочек. Пусть этот забор защитит тебя от мира, где нельзя не ударить. И когда-нибудь я куплю у этого моржа куншт, нарисованный твоей рукой. И когда-нибудь ты преобразишь тех, кому этот куншт попадётся в трудную минуту.

Будь счастлива, папина отрада.

А мы уж здесь как-нибудь. Мы уже не можем по-другому.

Ликвидация товара

Возвращаешься себе довольный с симпозиума. Очень приятненько посидел. Завязал нужные знакомства, поднялся ещё на одну крошечную ступеньку в этом непростом обществе закоренелых эгоистов. Пора и вздремнуть… Стоп, а это кто?