Боги и люди (1943-1944) - [29]

Из Алжира казалось, что операции сосредоточились на небольшом полуострове, где шли бои за маленькие селения, уже исчезнувшие с лица земли, но еще сохранившиеся на картах. Войска союзников стремились расширить плацдарм. Мы ожидали чуда ежедневно.

И ежедневно получали десятки сообщений из Франции. Численность введенных в действие Французских внутренних вооруженных сил равнялась пятнадцати - двадцати дивизиям. Немецкие части, перебрасываемые к союзническому плацдарму, редели, их задерживали и уничтожали. Немецкие бронетанковые соединения затрачивали недели, чтобы пройти расстояние, на которое обычно требуется четыре дня. До места назначения доходила лишь треть соединений. Дороги были перерезаны, провода оборваны, паровозы выведены из строя, каналы перекрыты, нефтеперегонные заводы сожжены, продовольственные склады разграблены: немецкая армия медленно задыхалась и теряла свою боевую силу.

Но Франция и Французские внутренние вооруженные силы расплачивались за это тяжелыми потерями, которые объяснялись, с одной стороны, яростью врага, являвшейся неизбежным фактором, и, с другой - поражавшей всех нас американской тактикой. В этой войне, как и в прошлой, французы сражались на земле своей родины (иначе многие остались бы в стороне), но в этой войне неожиданно для них были пущены в ход необычайно разрушительные средства, находившиеся в ужасающем несоответствии с целями, которых бойцы Сопротивления иногда могли достичь сами и с меньшими потерями для своей родины и для своих сограждан. От Квартуса, в то время представителя Временного правительства на оккупированной территории (так звали тогда Пароди, ныне генерального секретаря министерства иностранных дел), прибыла следующая телеграмма: "Севсектор No 29, 7 июня 1944 года. Комдейств. от Квартуса. Население весьма взволновано безжалостной бомбардировкой за последнюю неделю, производящей впечатление плохо выполненного задания. Город Мант, единственным военным объектом которого был мост и б котором не имелось немецкой зенитной артиллерии, полностью разбомблен. Орлеан подвергся беспорядочной .бомбардировке, которая была бесцельной, так как городская железнодорожная станция не имеет стратегического значения. В Лионе, Марселе и других городах юго-восточной Франции насчитывается более трех тысяч жертв, которые ничем не оправданы. Здесь, как и в других случаях, бомбардировка не преследовала военных целей, ибо сообщение с Италией должно быть прервано в Модане и в Вентимилье. Поезда и паровозы снова подвергаются обстрелам с воздуха, среди железнодорожников много жертв.

Население понимает необходимость уничтожения военных объектов и готово мужественно переносить связанный с этим риск, но выражает серьезное недовольство неоправданными бомбардировками, производящими впечатление случайных операций".

Итак, на центральном и южном фронтах слишком часто пренебрегали огромными возможностями внутренних вооруженных сил и возможностями агентуры. Забывая о них, союзники прибегали к массовому уничтожению с воздуха. Подпольные боевые организации, к которым свысока относились союзнические штабы и которые были плохо вооружены по вине разведки, более занятой контролем, нежели оказанием помощи, слишком часто отстранялись от заданий, которые они могли бы выполнить со значительно меньшими потерями.

Из Франции де Голль вернулся в лучшем настроении. Он отправился в Италию инспектировать войска. В летнем дворце, где дремлет охрана, перед изнывающими от жары и жажды членами Совета, косящимися на оранжад, он делает сообщение о военных операциях и, мстя за прошлые обиды, язвительно отзывается об американских и британских войсках. Затем перед отъездом он произносит историческую фразу: "....древний народ, привычный к превратностям истории, французы знают, как трудно выбираться из пропасти". 5 июля он вылетел в Вашингтон, а я вернулся в Лондон.

XII. Лондон, июль 1944 года.

Черчилль, де Голль, Франция

Июль. Я иду по Честер-сквер и ищу мою любимую магнолию, с которой уже опали цветы. В небе слышится свист, ставший таким привычным впоследствии, с появлением реактивных самолетов. Я поднимаю голову и стараюсь разглядеть черный самолет, извергающий оранжевое пламя. Самолет замолкает. Я знаю, что эта тишина означает падение. Считаю до взрыва: раз, два, три - как меня научили считать в грозу от вспышки молнии до ударов грома. На сей раз это "ФАУ" - секретное оружие. Пока не привыкнешь к этим смертоносным полетам, каждый раз содрогаешься и в жилах стынет кровь. Я направляюсь к Пьеру Вьено, нашему послу при британском правительстве. В квартале, где он живет, окна вылетели, двери сорваны.

Франко-британские отношения утратили прежнюю напряженность. Никакого соглашения по поводу АМГОТ'а не состоялось, и военно-гражданская администрация стала пустым звуком: везде на освобожденной территории, если и не юридически, то фактически, установилась французская гражданская власть.

Однако в июне конфликт между де Голлем и Черчиллем чуть не принял столь острого характера, что можно было ожидать худшего. Де Голль прибыл 5-го. Как пишет Черчилль, прибыла "примадонна". Де Голль вызывал в нем раздражение и в то же время восхищение своими "высокомерными манерами", "...этот беженец, у которого не было даже уголка земли, куда бы он мог твердо ступить, и который тем не менее вел себя вызывающе по отношению ко всему миру, полностью зависел от доброй воли англичан и американцев".