Боги и горшки - [20]
Да, вот именно так: не с церемонностью, не «уважаемый коллега», a «Lieber Herr Doctor», «милый», «дорогой» — письма тому свидетельство — называл Рудольф Гейденгайн этого бородатого русского студиозуса, навек у него запечатлевшегося непременно в дешевом канареечном костюме, хотя Иван Петрович и в черном сюртуке, бывало, появлялся. И заразительно хохочущим, коли поймет очередную остроту, хотя чаще был он отрешенным. И непременно говорившим по-немецки с кошмарным произношением, хотя оно день ото дня все-таки становилось понятнее.
И всегда блистательно думавшим на языке профессиональном!
Вот уж это бреславльский мэтр вывел, еще не успев привыкнуть к его речи, из двух статей, которые гость сразу выложил вслед за своею диссертацией на профессорский стол (а прекрасно писать по-немецки отсутствие слуха господину Канарейке вовсе не мешало).
Статьи назывались так: «О рефлекторном торможении слюноотделения» и «Экспериментальные данные об аккомодационном механизме кровеносных сосудов». Однако стоило пробежать первые строки — и сделалось ясно, что обе они, посвященные предметам столь далеким друг от друга, сейчас ему, Гейденгайну, предъявлены как дополнительные аргументы к спору о поджелудочной железе, заранее милым доктором заготовленные.
И, добывая их, эти доводы, милый доктор, прежде чем отправиться в Бреславль, во-первых, испытал на прочность угадываемое им главное возражение будущего оппонента — слюнную железу! И, представьте, доказал, что раздражение чувствительных нервов не только эту железу стимулирует, как у Овсянникова с Чирьевым, но может и тормозить ее, если раздражения слишком велики, — например, при действии на нерв сильного тока, либо при вскрытии брюшной полости.
А значит, эта железа, столь совершенно вам знакомая, Meinherr Proffessor, тоже подчинена механике нервного антагонизма — той, которую милый доктор высматривает в управлении работой железы панкреатической!
Но ему и того показалось мало. И вот он уже извлекает другие опытные факты — прелюбопытные:
…что кролики, оказывается, отличаются от всех животных тем, что их поджелудочные железы совершенно нечувствительны к атропину, отчего опыты на них с этим препаратом бессмысленны;
…что кураре, нервный яд, каким все вивисекторы Европы обездвиживают животных, сам по себе тоже способен и возбуждать, и тормозить — в зависимости от дозы — и слюнную, и поджелудочную железы;
…и что падение давления крови в любых сосудах — в тех случаях, когда их расширение считали пассивным, — тоже непременно зависит от рефлекторных актов!
И, кстати, эксперименты с измерением давления внутри артерий при различных нагрузках этот Glänzenderkopf[7] там, у себя в Петербурге, ставил без кураре — по собственной простой и, право, гениальной методике.
Он всего лишь приучил подопытную собаку спокойно, даже чуть ли не с радостью переносить неприятные манипуляции, просто выдрессировал ее тем, что в клетке заставлял ее изрядно попоститься, а во время опыта кормил. И эта Promenadenmischung[8] нетерпеливо ждала там, в виварии, когда же ее наконец поведут на поводке. Радостно вбегала в лабораторию, сама вспрыгивала на доску операционного стола. Терпела привязывание, разрез артерии и боль от трубки, вставленной в сосуд, потому что знала, ей сейчас поставят мясную похлебку да еще и обласкают! И оттого не давала в эксперименте никаких посторонних реакций, из-за которых давление крови у животных, как всем известно, скачет бесконтрольно. И ее покорное собачье спокойствие позволяло достоверно регистрировать, как давление, подскочившее после изрядной водной нагрузки, через считанные минуты неизменно возвращается к нормальному уровню.
Право, господин студент готов был — стоило лишь кивнуть — вот так же и в Бреславле выдрессировать собаку для таких же опытов. И вообще показать здесь все свои эксперименты — не потому совсем, что ему будто бы не поверили. Нет! Уже при первой его демонстрации стало видно, что он наслаждается самим повторением послушного результата, точно ребенок — перипетиями любимой сказки, бог весть в который раз ему рассказываемой. Но грех было бы позволить ему тратить на это лишний день — благо судьба принесла сюда господина Канарейкина с его любовью к поджелудочной железе в самую подходящую минуту, ибо Людимар Германн как раз затеял написать руками двух десятков крепких физиологов — германских, австрийских, швейцарских — многотомный «Handbuch der Physiologie»[9] — фундаментальный свод всех знаний, накопленных к сегодняшнему дню. И «Высокочтимому Коллеге Гейденгайну» тоже досталось от него полтома — «Физиология отделительных процессов». Посему вся лаборатория занята одним — экспериментальным разъяснением вопросов, без ответов на которые раздел не получится связным. И милый доктор тоже заполнит некий пробел. Он, кстати, проронил что-то о нелюбви к гистологической работе, так пусть и делает работу с гистологическим уклоном!..
