Боги и гиганты - [149]

В данном случае нельзя колебаться, думает министр, нельзя употреблять выражения «с одной стороны», «с другой стороны», которыми так охотно пользуется псевдодемократия. Здесь мы должны ясно сказать «да» или «нет». Хотя вопрос об архитектурных залах спорен и всегда будет спорным, этому человеку следует оставить его «учебник архитектурных стилей». Он реакционер, но знает свое дело. Итак, мы оставим Виганду его строительный ящик с каменными кубиками и спасем для себя и для всех Пергамский алтарь, ведь вспомогательные залы в конце концов уже десятилетиями предназначались для экспонатов из строительного ящика и более уже ни на что не годятся, даже для фасада замка из Мшатты.

Жаль только, что Виганд опять начинает мнить о себе и переходит от обороны к наступлению, выступая со статьями во «Франкфуртер цайтунг», направленными против Шефнера. Ведь Шефнер защищает только то, что он считает правильным и что считают правильным многие другие. Честное убеждение есть честное убеждение, и весьма некорректно бросать камнями в соперника по дискуссии. Не следовало бы доводить Шефлера до заявления о том, что «соглашение с Теодором Вигандом невозможно; мы живем с ним в разных мирах».

Жаль также, что в Вене старый друг Виганда Стрцуговский, очевидно ставший первой жертвой фашистской пропаганды среди обычно мало интересующихся политикой археологов, в последовательно националистической газете «Рейнише-Вестфалише цайтунг» требует, чтобы фасаду замка из Мшатты длиной 48 метров предоставили пространство вдоль длинной стороны алтарного зала, как «памятнику нордического духа, противоположному эллинистическому властолюбивому искусству». Редакция газеты перефразировала это странное высказывание, изобразив его как «мировоззренческую борьбу нордического культурного духа против устаревшего культа Средиземноморья».

Доктор Беккер качает головой. Он тоже не считает демократическое общество, в котором живет и действует, идеальным, но все это пишется в 1926 году, когда сумасшествие еще не стало государственной доктриной, когда можно еще безнаказанно смеяться над продукцией коричневого духа, как над черно-бело-красным искусством фасадов. Существуют — и к ним относится министр Беккер — люди доброй воли, которые стремятся добиться честной и чистой демократии и проводить ее во всем, вплоть до цирка и музеев.

Буря в печати продолжала неистовствовать с опрометчивой горячностью. Пестрят заголовки статей: «Милет на Купферграбене!», «Музей штукатурки!» Но странно, о Пергамском алтаре никто не говорит, а ведь он действительно самый важный экспонат коллекции. Только доктор Беккер не забывает о нем и в мае ставит вопрос перед ландтагом о необходимости прекратить споры, так как по сути дела министерство и музей пришли к согласию.

Однако строительство по-прежнему не двигается вперед. Разве только Гофман втихую заказал бронзовые квадриги для крыши, которые все уже считали ненужными. Комиссар по экономии вынужден был сказать свое решающее слово, да и министр тоже. Заказ на бронзу аннулируют, и в июле 1926 года наконец начинают сооружение стеклянной крыши для алтарного зала, которая могла бы быть закончена (конечно, если бы не было хаоса упадочнического времени и споров потерявших веру людей) уже несколько лет, а может быть, и десятилетий назад. Зимой, в то время как архитекторы, и прежде всего Вилле, еще спорят с археологами о технической реконструкции злосчастных рыночных ворот, а газетный шум постепенно затихает, доктор фон Массов в наступившей тишине начинает восстановление алтаря. В некоторых местах фриза он заменяет последовательность расположения плит, принятую Герканом, и порядок реконструкции Пухштейна. Наверное, ни тот ни другой по восстановили алтарь таким, каким он был две тысячи лет назад во времена Эвмена II. Ведь слова Библии о том, что наши знания несовершенны, действительны не только по отношению к знаниям, но и к познавшей почти все науке, так как сами знания и познание изменяются с течением времени. В первую очередь и более всего это относится к находкам Хуманна, которые надо пересмотреть в свете самых новейших данных. Пусть следующее поколение вновь все перестроит, но мы должны действовать в соответствии с тем, чего достигли.

«В конце мая 1927 года, — докладывает министр ландтагу, — отделочные работы Пергамского зала должны быть закончены. После этого на очереди стоит завершение Немецкого музея, а затем уже архитектурных залов».

Один — ноль в пользу Виганда? Не совсем. Генеральный директор фон Фальке должен уйти на пенсию, и теперь господствует мнение, что Теодор Виганд станет его преемником. Видимо, так считает и сам Виганд. Иначе чего же еще он должен добиваться? Он уже тайный советник и не может причислить себя к личному или даже наследственному дворянству и получить титул «его превосходительство» лишь вследствие революции 1918 года. У Веймарской республики нет лучшего звания, чем титул генерального директора музеев (то, что Виганд станет президентом Германского археологического института — это звание Виганд получил в 1932 году — и государственным советником — национал-социалистом — такой титул достался Виганду в 1934 году вместе с орденом «Орлиного щита», — в то время, когда барабанщик из Браунау