Боги и Боты - [2]

— Кто здесь?

— Priva. Ne bois’. Ya — Sirena. Eta — doctar Gorlav. [2]

Похоже, какая-то блондинка-тинейджер… И зачем так коверкать язык?

— Здравствуйте, больной, — а вот и мужской бас, но говорит так, будто делает над собой усилие… может, он иностранец? — Я буду стараться говорить так, как вам привычно. Вчера специально для етого про-шёл курс обучения, — ничего не понимаю. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

— Спасибо, док. Всё окей. Небо и земля по сравнению с тем, что было… — мучительно ворвались воспоминания о моём предыдущем пробуждении.

— Так и должно быть. Это благоприятное действие нанотерапии. Если п мы приехали чуть позже, боюсь, вы, как минимум, потеряли п ноги, а могли и вовсе не выжить.

Пока он это говорил, глаза привыкли к свету и я смог осмотреться — обстановка не была похожа ни на что знакомое мне. Люди были одеты в белое, но это были абсолютно нереальные ткани и покрой, а их волосы были то ли седыми, то ли белёсыми, как у альбиносов. Складывалось впечатление, что я попал на съёмочную площадку фантастического фильма.

— Такое впечатление, что я попал на съёмочную площадку фантастического фильма… что-то уж слишком стерильно для больницы.

— По нашим подсчётам вы пробыли в состоянии летаргического сна около ста лет.

В голове вспыхнула и заставила поморщиться какая-то болезненная вспышка.

— Какого сна?.. Сколько?!!

— Esli tohna, to sta adin got. [3]

Неожиданно на её голос среагировала мужская часть моей нервной системы. Голос был не просто женским, а таким женским грудным… который зовёт каждого мужчину на подвиги, который бодрит и горячит кровь, который сулит ему острое наслаждение и глубокое удовлетворение… Это был голос женщины из моих снов.

— Да, Сирена права… А что, вас это удивляет? (да он смеётся надо мной) Вы ета не планировали?

— Стоп, доктор… я, что, идиот, планировать сон на сто лет?! Или вы шутите так? Нас, может, камера снимает? — они тревожно переглянулись.

— Ета правда. Мы не шутим. Вы родились в девятьнадцать семьсят-третьем году. Так?

— Эмм… Типа в тысяча девятьсот семьдесят третьем? Ну да.

— А в девятьнадцать девяностодевятом замедлили свои процессы бромидами и уснули, — кто им сказал про бромиды? — Так?

— Да…

— Так вот, прошёл сто один год и сейчас у нас…

— Две тысячи… сотый?

— Пра-виль-но.

Чувствую себя идиотом, хотя он не издевается, но ведёт себя со мной, как с ребёнком. Странно, но я ничего не помню — эти 100 лет пролетели как один миг. А ведь всё должно было быть иначе… я должен был что-то увидеть, должен был… но вместо этого просто бездарно и бессмысленно отключился на целый век…

— Тааак, а вы не подскажете, где те сволочи, что меня оживляли?!

— Бригада прибыла по анонимному звонку в дряхлый домишко на юго-востоке города. В момент при-бытия никого в доме не было… хотя все приз-наки жизни присутствовали.

— И что за признаки?

— Разбросанные вещи, свежеприготвленная еда. Хотя, очень примитивная и вредная — на огне, весьма перегоревшая. На стенах были буддийские знаки, письмена… одна только фраза по-русски: «Помни послание Экариота» — по всей видимости, секта, — к концу фразы доктор уже был не с нами, у него расфокусировался взгляд и слегка наклонилась голова…

Сирена приложила палец к губам, показывая, что доктору сейчас лучше не мешать. А тот прикоснулся к небольшой серёжке на мочке уха и поднял пустую белую папку на уровень глаз. Потом сказал одними губами пару фраз и снова сосредоточился на нас.

— Сирена вам всё расскажет, — он на время отложил папку, — … ну, или, по крайней мере, ответит на первые вопросы, которые будут возникать… Ну-с, милостивый государь, мне нужно идти… до скорых встреч.

— Доктор!

— Да?

— Все эти ваши «Милостивый государь», и этот «Ну-с» — это не из моего времени. Вы не путайте. Это, кажется, ещё лет на сто раньше.

— Да вы что?! Странно… я ведь отчётливо помню, как услышал этот оборот в одном фильме конца двадцатого века. Доктор произносил его по отношению к больному. Неужели подделка? У вас так не гворили?

— Ну, может, и говорили… врачи в некоторых фильмах… советских, но…

— Вот видите — значит, я прав! Ну, всё. Я пошёл. До новых встреч!

— Ну, пока-пока.

Он куда-то нырнул в стену и усвистал… я перевёл взгляд на Сирену… она улыбалась и явно была то ли в восхищении, то ли в возбуждении… постоянно елозила на стуле… сидя прямо на расстоянии вытянутой руки… и так пахла… Ну зачем она одела такой короткий халатик, который так и манил заглянуть между её ног? Это было уже невыносимо…

— Иии… С чиво стартуим?

И тут я вспомнил, кого она мне напомнила своими ужимками…

То была моя первая любовь. Я признался ей ещё, когда мы учились в начальной школе, сидя в деревянном домике на детской площадке. Она сидела тогда и елозила на скамейке, выпытывая из меня признание. А когда получила его, смеясь и краснея, убежала. Потом я долго не мог понять, почему это произошло и что со мной не так. А она сидела на первой парте с косичками, болтала, елозила на стуле, когда ей было скучно… А когда начался пубертат, и все стали активно искать себе приключений, она встречалась с моим другом, продолжателем славной рабочей династии с какого-то завода, потом с другим, затем с третьим… чуть ли не со всей брутальной элитой нашего двора, а я всё это время смотрел на неё со стороны и не понимал, что со мной не так.