Боги, герои, мужчины. Архетипы мужественности - [65]

Конечно, мужчина-Дионис может спускаться в Подземный мир совсем не за этим и надолго «зависать» там — в тяжелом алкоголизме, привязанности к наркотикам, депрессии, фантазиям о смерти. Чаще всего это означает непрохождение первого этапа развития, повторное к нему возвращение. Тогда человек вновь растворяется в бессознательном, в лоне своей матери, как Всеблагой, так и Ужасной. Он остается вместе с ней в Подземном мире.

ПРИЗНАНИЕ НА ОЛИМПЕ

Основным требованием Диониса было признание его сыном своего отца-Зевса и богом. Он этого добился. Люди стали его почитать, а боги зауважали. Гестия уступила ему свое место: ведь олимпийских богов должно было быть двенадцать. Это символизирует включение архетипа Диониса в систему Эго-сознания. На этом этапе человеку нужно уметь не только контролировать себя, но и «отпускать», отдаваться течению, «все бросать и бежать в горы», «отрываться». Это не внезапный бунт титанов или других малосознательных сил, не приступ эмоций и чувств, с которыми человек не может справиться, и не тот случай, когда он делает в таком состоянии то, чего потом сам не может никак объяснить. Это своеобразная контролируемая спонтанность. Научившись этому, мужчина-Дионис может реализовать свое «безумство», скажем, в творчестве или просто достаточно безопасным для себя и окружающих способом. Получение своего места на Олимпе может быть и более откровенной метафорой социального признания — когда люди принимают то, что дает и показывает им творческий мужчина-Дионис.

Интересно, что именно Гестия уступила свое место Дионису. Она была достаточно анонимной богиней домашнего очага, по сути — покровительницей некоего огороженного человеческого пространства, космоса в окружении хаоса. Это обычно важное понятие для любого «варварского» народа. Вместе с тем, она безлична, воплощается в мирном домашнем огне, и ее лицо скрыто покрывалом. Как архетип Гестия дает ролевую модель домохозяйки, тихой и скромной, делающей свою работу. Это, между прочим, как раз тот идеал греческой жены, который мы видим в описаниях как современников, так и потомков. «У нас есть куртизанки для развлечений, любовницы для ежедневного пользования и жены, чтобы рожать нам детей и вести хозяйство» [128]. (И это еще не говоря о красивых мальчиках, которыми греки увлекались почти так же, как наши южные мужчины — пышногрудыми блондинками.) Меня всегда изумляло, почему эти авторы искренне полагали, что женщина может спокойно сидеть в своем гинекее (на женской половине дома) и заниматься лишь домашним хозяйством, а главное — быть довольной своей жизнью. Совершая свою ежедневную однообразную работу, женщина как бы «отключается», делает что-то машинально или пусть даже с некоторым эстетическим удовольствием, но при этом остальной жизни для нее как бы не существует. Она заключена в каком-то своем мире [129], безусловно отличном от реальности, — мире, где не надо ни особенно думать, ни чувствовать.

Но Гестия уступает место Дионису, богу, который оторвал женщин от ткацких станков и увел в горы. Под его началом они стали безумными вакханками и разрывали диких животных на части. И это вновь уход в иной мир — мир ярости и экстаза, мести и страсти, религиозного исступления. Гестия давала почувствовать себя важной частью маленького домашнего мира, Дионис дает раствориться в мире неизмеримо огромном, во Вселенной. Он расширяет все возможные границы.

Бога Диониса приняли не только женщины, но и мужчины. Под влиянием его культа создавалось театральное искусство. Примечательным мне кажется тот факт, что вскоре после появления этого бога на Олимпе (VI в. до н. э.) греки начали бурную экспансию на Запад и Восток. Это походы Александра Македонского (IV в. до н. э.), который весьма почитал Диониса и мать которого была служительницей этого бога — вакханкой. Так в реальной истории расширились границы греческой Ойкумены. Появился новый эллинистический мир, в котором соединились греческая философия, египетский мистицизм, персидская роскошь и коварство. И в этом новом мире преобразились сами боги.

СУПРУЖЕСТВО С АРИАДНОЙ

Бог Дионис увидел критскую царевну Ариадну, брошенную Тесеем, на острове Наксос. Она бы умерла от горя и отчаяния, но бог признался ей в любви, похитил с острова и сделал своей женой. Ее свадебный венец он поместил на звездном небосклоне. Мари Рено в своем замечательном романе «Тезей» [130] показывает Ариадну вакханкой, точнее, служительницей древнего дикого матриархального культа, в котором женщины каждый год убивают молоденького красавца, чтобы дать плодородие земле. Тезей — настоящий патриархальный герой, утверждающий постоянную власть царя-мужчины в противовес власти женщины-царицы с ее ежегодным принесением в жертву своего временного мужа, — естественно, покидает свою невесту. В этом романе не сказано, что происходит дальше с Ариадной — речь идет о Тесее. Однако такое развитие событий кажется очень естественным и гармоничным в рамках мифа.

Но вернемся к Дионису. Это единственный бог, сделавший своей законной супругой смертную женщину, вдобавок вовсе не деву. Но это именно та девушка, которая помогает мужчинам выйти из лабиринта: она дала нить Тесею. То есть это именно та женщина, или женская часть в душе мужчины — Анима, которая помогает найти выход из лабиринта чувств и эмоций или же состояния, близкого к безумию. Вспомним, как множеству греческих героев помогает Афина, богиня разума и мудрости. Ариадна символически играет ту же роль при Дионисе. Для мужчины-Диониса важно найти эту Ариадну в себе. С ней он уже точно не потеряется среди своих гор, лесов и вакханок.