Боги Бал-Сагота - [148]

От этих слов я почувствовал, как к моему мозгу прилила горячая кровь и меня захлестнула ярость, на мгновение полностью овладевшая моим рассудком. Точно как все мои чувства в последнее время обострились и усилились, так же и эта ярость разрасталась с каждой секундой, принимая такую степень, какой я не испытывал ни разу в жизни.

– Вы – исчадье ада! – прокричал я. – Дьявол… кто вы такой и почему меня держите? Сейчас я взгляну на вас или погибну!

Хассим бросился на меня, но я отшвырнул его обратно и, в один шаг достигнув ширмы, невероятно сильным движением отбросил ее в сторону. Но тут же отступил, раскинув руки и завопив. Передо мной стояла высокая стройная фигура, наряженная в нелепое парчовое одеяние, свисавшее до самого пола.

Из рукавов проглядывали руки, чей вид привел меня в истинный ужас – это были длинные, хищные кисти с худыми костлявыми пальцами и изогнутыми когтями. Иссохшая кожа походила на горчичного цвета пергамент, будто владелец этих рук был давным-давно мертв.

Руки… но, боже, лицо! Череп, на котором, казалось, не осталось ни единого следа плоти. Но все же он был обтянут такого же горчичного цвета кожей, которая лишь подчеркивала каждую деталь этой мертвой головы. Высокий лоб выглядел в некотором роде величаво, но сама голова – на удивление узкой. Из-под густых бровей, словно островки желтого пламени, сверкали огромные глаза. Нос был очень тонкий, с высокой переносицей, а рот представлял собой лишь бесцветный прорез между узкими, неприятными губами. Все это пугающее зрелище держалось на длинной костлявой шее, которая лишь довершала образ похожего на змея демона, будто явившегося из какого-то средневекового ада.

Я очутился лицом к лицу с человеком с костяным лицом, что посещал меня во снах!

8. Черная мудрость

Мыслью – что руина,

Жизнью – что трясина,

С разбитым сердцем в душе мира

И жаждою его конца.[87]

Гилберт Кит Честертон

Представшее мне страшное зрелище в одно мгновение прогнало все мысли о протесте. Да что там – у меня сама кровь застыла в жилах, и я мог лишь неподвижно стоять на месте. Я услышал, как Хассим сухо рассмеялся за моей спиной. Глаза на мертвенно-бледном лице сверкали так дьявольски, что я аж побледнел от того сосредоточения сатанинской ярости, что видел в них.

Затем это явление ужаса разразилось злобным шипящим смехом.

– Я оказываю тебе великую честь, мистер Костиган. Лишь немногие, даже из тех, кто мне служит, могут похвастаться тем, что видели мое лицо и остались в живых. Я полагаю, ты сослужишь мне бо́льшую пользу живым, нежели мертвым.

Я стоял безмолвно, охваченный совершенным расстройством. Было трудно поверить, что этот человек был жив – ведь его внешний вид говорил об обратном. Он до ужаса походил на мумию. Но в момент речи его губы шевелились, а в глазах горела отвратительная жизнь.

– Ты будешь делать то, что скажу я, – резко проговорил он, и теперь его тон стал повелительным. – Ты, должно быть, знаешь, кто такой сэр Холдред Френтон?

– Да.

Любой, кто знаком с европейской и американской культурой, слыхал и о книгах путешествий сэра Холдреда Френтона, писателя и солдата удачи.

– Сегодня ночью вы отправитесь в имение сэра Холдреда…

– Да?

– И убьете его!

Мои колени пошатнулись при этих словах. Приказ был невозможным – неописуемым! Я пал низко, так низко, что был готов торговать опиумом, но чтобы умышленно убить человека, которого не видел ни разу в жизни, – человека, известного своими добрыми деяниями…

«Это было бы слишком чудовищно, – подумал я, – просто непостижимо».

– Не отказываешься?

Он говорил с презрением и насмешкой – тоном, походившим на шипение змеи.

– Не отказываюсь? – вскричал я, наконец, обретя голос. – Не отказываюсь? Да вы сам дьявол! Разумеется, я отказываюсь! Вы…

Что-то в его холодной уверенности заставило меня умолкнуть – я застыл, предчувствуя недоброе.

– Дурак! – спокойно проговорил он. – Я вырвал тебя из оков гашиша – и знаешь как? Через четыре минуты с этого момента ты узнаешь и проклянешь день, когда появился на свет! Не думал ли ты, что это странно – быстрота ума, ловкость тела, притом что мозг скорее должен бы работать вяло и медленно, а тело – быть слабым и неповоротливым, спустя столько-то лет отравлений? Тот удар, сваливший Джона Гордона, – ты не задумывался, почему он вышел таким мощным? А та легкость, с какой ты усвоил сведения о майоре Морли – об этом тоже не задумывался? Ты дурак, ты связан со мною цепями из стали, крови и огня! Я сохранил тебе жизнь и рассудок – я и только я. Каждый день тебе в вино подмешивали эликсир жизни. Без него ты не смог бы ни остаться в своем уме, ни выжить. И только я знаю его секрет – и никто больше! – Он посмотрел на странного вида часы, стоявшие на столе рядом с его локтем. – На этот раз я попросил Юн Шату не давать тебе эликсира, ибо предвидел твой бунт. Сейчас твой час близок… ха, вот и он!

Он добавил что-то еще, но я уже ничего не слышал. И не видел, не чувствовал – так, как чувствуют люди. Я корчился у его ног, крича и тараторя что-то, сгорая в таком пламени, о каком никто из людей не мог и помыслить.

Да, теперь я все понял! Он просто давал мне наркотик, по силе значительно превосходивший гашиш. Это объясняло мои неестественные способности – я всего-навсего действовал под влиянием чего-то, что вмещало в себя целый ад и что, подобно героину, придавало сил, но оставалось незаметным для жертвы. Что это было, я понятия не имел – и, как мне казалось, его не имел никто, помимо того, кто теперь стоял предо мной, испытывая некое зловещее удовольствие. Но оно сохраняло мой разум в целости, прививая телу потребность в себе, и как раз сейчас дикая жажда рвала мою душу на части.