Богдан Хмельницкий - [98]
В помощь Хмельницкому под Берестечко пришли донские казаки и московские стрельцы. В битве принимали участие из-под Воронежа Никита Забабурой и другие представители русского народа.
Чтобы вызвать панику в тылу врага, Хмельницкий послал в Польшу около двух тысяч человек под командой ротмистра Петра Гжибовского, которым было поручено поднимать крестьян на борьбу, уничтожать шляхетские имения.
Место, где предстояло развернуться битве, представляло собой равнинный четырехугольник, образованный около Берестечко течением речки Стырь с притоками Ситенкой и Пляшевкой. Островки, овраги, болота затрудняли размещение войск, и потому Хмельницкий выслал передовой отряд, чтобы он разведал хорошую позицию.
Старшины, возглавлявшие войско, — Филон Джеджелий, Иван Богун, Матвей Гладкий, Иосиф Глух и другие в один голос настаивали на том, чтобы немедленно ударить по польскому войску всей казацкой армией, не дав шляхте возможности привести в боевую готовность войска. К этому всегда стремился и сам Хмельницкий. Но здесь он проявил нерешительность, надеясь дождаться своего союзника крымского хана Ислам-Гирея III, который обещал вот-вот подойти. Хмельницкий собрал свои войска около села Колодне, недалеко от Вишневца, но татар все не было. С сожалением отметив про себя, что время для удара из-за хана действительно упущено, Хмельницкий дает приказ армии выступать к Берестечко. И тут 16 июня прибыл хан, недовольный и злой. Его лазутчики сообщили об огромном войске, которое привел польский король, и это известие его очень насторожило. Напрасно Хмельницкий убеждал его, что им не впервые громить шляхту. Ислам-Гирей лишь хмуро и недоверчиво молчал. А потом приказал поставить свою палатку в стороне от войска Хмельницкого.
Из записи рассказа в Посольском приказе посла Богдана Хмельницкого полковника С. Савича. 21 сентября 1651 года: «А гетман Богдан Хмельницкий из-под Зборова пошел же под Берестечко со всем же войском. А после того к гетману к Богдану Хмельницкому подоспел и крымский хан с войском. А по смете было с крымским ханом и с нурадыном[90] самого доброго конного бойца с 80000[91], оприч их детей и чур[92], которые на добычу ездили, а было тех добытчиков с 100000.
И как-де король с войском пришел под Берестечко, в тот-де час и окоп себе учинил. А был табор Хмельницкого по смете на 7 верст шириною и длиною; а польский де обоз потому ж был немал…»
Королевские войска сосредоточились над речкою Стырь под Берестечко, крестьянско-казацкие — на западном берегу речки Пляшевки, выше села Солонева. Пятидесятитысячное войско крымского хана стояло отдельным лагерем.
Утро 18 июня 1651 года было сырым и туманным. Хмельницкий в окружении старшины стоял на пригорке и сквозь густой туман, клубившийся над Стырью, пытался рассмотреть, что делается на широкой равнине, где расположил войска противник. Еще никогда не было у ляхов такого войска, какое пришло под Берестечко. Сейчас оно там, скрытое туманом, готово выступить ему навстречу. Он не боялся его и готов был к бою. Он знал, что такое же настроение было у его сподвижников. Но какая-то затаенная не то горечь, не то досада не утихали. Не выходили из головы ошеломившие его слова посланца-казака: дворецкий сознался в том, что жил с Еленой. Они собирались удрать вместе после того как отравят его, Хмельницкого. С этой целью и припрятали золото. Тимош казнил обоих[93]. В бешенстве гетман выхватил саблю и чуть не зарубил казака, принесшего известие. С того времени прошел месяц, а боль не утихает. А тут новые огорчения. Верный человек из окружения короля сообщил о переговорах, которые ведет за его спиной с королем Ислам-Гирей. Когда он сказал об этом хану, тот страшно разгневался.
— Ну и что? — закричал он на Хмельницкого по-татарски. — Ты обманул меня! У короля не меньше чем двести тысяч! И войско все хорошее, отборное… А ты мне что писал?
Хан сидел в кольчуге, на которую была надета черная рубашка, поверх которой еще наброшена пурпурная епанча, и, пронизывая Хмельницкого своими острыми глазами, цедил сквозь зубы:
— С таким войском нам не справиться. Нужно уходить, пока не поздно.
Гетман опустил голову и молча слушал хана. И когда тот кончил, ответил:
— Уверяю тебя, что этот поход умножит твое богатство. Я же желаю только того, чтобы свои земли оградить и иметь в них мир, и буду воевать до тех пор, пока этого не достигну. Поляки только сначала стойкие. А как испробуют пищалей да сабель, да увидят твое ханское войско — куда все и денется…
Немного помолчал, а потом вновь продолжил:
— Прошу тебя, не оставляй меня. Я драться буду сам, только опираясь на твою шею. И сражаться буду до тех пор, пока выдержу, а когда уже больше не станет сил, поступай, как знаешь.
С этим он повернулся и вышел из ханского шатра.
А вечером в гетманском шатре собрались на совет. Тускло горели свечи, вырывая из темноты хмурые лица старшины. В основном говорил гетман. Он сообщил полковникам новые сведения о противнике, его расположении, указал где кому стоять завтра.
