Богдан Хмельницкий - [14]

Первым эти послания прочел Богдан Хмельницкий. Особенно его возмутило послание Киселя, предлагавшего повстанческой старшине сдаться на милость Потоцкому, обещая им помилование. Многие из старшины были товарищами Киселя, и Хмельницкий был уверен, что, прочитав это письмо, они согласятся на сдачу. «Как спасти Павлюка?» — думал Богдан.

Однако сделать это уже было невозможно.

Прочитав оба послания, реестровые согласились на сдачу и начали обвинять во всех грехах Павлюка, предлагая выдать его полякам и тем загладить свою вину.

Против этого решения выступили Хмельницкий и Гуня, но на них уже никто не обращал внимания.

В тот же день в лагерь повстанцев прибыли Кисель, которого послал вместо себя Потоцкий, и польские комиссары. Старшине и казакам было приказано явиться на раду, и в присутствии всех казацкая старшина по приказу комиссаров положила перед ними знаки казацкой власти: бунчук, булаву, печать Войска Запорожского. Хмельницкому пришлось сделать то же. Он переживал о случившемся, но пока ничего не мог сделать. Решил сразу — еще не пришел его час, а поэтому надо терпеть и постараться не показывать своей ненависти к польским комиссарам.

Хитрость удалась — Богдан Хмельницкий остался войсковым писарем, а новым старшим реестра был назначен Ильяш Караимович, который, «не участвуя в бунтах, верно оставался при коронном войске». Это был маневр Потоцкого и Киселя: они хотели показать, что придерживаются условий капитуляции и ценят старшину, дабы другие не боялись сдаваться и знали, что их также помилуют. Так и получилось. Когда велено было всем повстанцам присягнуть на верность королю, старшина показала пример. «Раскаяние» было засвидетельствовано письмом казаков коронному гетману Конецпольскому. Его подписал и Богдан Хмельницкий: «Писано в полной раде под Боровицею, в канун Рождества Христова, року божьего 1637, Богдан Хмельницкий именем всего войска его королевской милости запорожского как войсковой писарь при печати рукою власною».

А восстание продолжало разгораться.

Настал 1638 год. В феврале в Варшаве собрался сейм. Шумными и крикливыми были выступления на нем сенаторов, бесчеловечными были его решения для казаков. Почти все требовали стереть их с лица земли, уничтожить до десятого колена. А когда разговор зашел о плененном Павлюке и его побратимах, то ненависть и злоба переполнили зал.

— Этот мятежный Павлюк покушался оторвать Украину от польской короны. Посадить его на кол! — кричали одни.

— Он хотел сам сделаться королем! — вопили другие. Предлагали надеть ему на голову раскаленную железную корону, а в руки дать раскаленную железную палку вместо царского скипетра.

Когда утихли распаленные гневом страсти, король повелел отрубить Павлюку и его сообщникам головы и затем насадить их на колья. Приговор был исполнен.

Сейм утвердил документ, который в истории казачества считается одной из наиболее черных ее страниц. Это так называемая «Ординация Войска Запорожского реестрового, состоящего на службе Речи Посполитой».

«Хотя единственное наше желание в деле управления государством состоит в том, — провозглашал Владислав IV в «Ординации», — чтобы оказывать постоянно наше королевское благоволение верным нашим подданным, но казацкое своеволие оказалось столь разнузданным, что для его усмирения пришлось двинуть войска Речи Посполитой и вести с ними войну. По воле господа, владыки всех войск и ополчений, разгромив и победив казаков, отвратив от Речи Посполитой опасность, мы отнимаем на вечные времена все их древние юрисдикции, прерогативы, доходы и прочие блага, которыми они пользовались в награду за услуги, оказанные нашим предкам, и которых ныне лишаются вследствие своего бунта.

Мы постановляем, чтобы все те, которым судьба сохранила жизнь, были обращены в хлопов[30]. Но так как многие реестровые, которых Речь Посполитая признает на своей службе только в количестве 6000, оказались покорными нам и Речи Посполитой, то мы, по воле нынешнего сейма, постановляем следующую ординацию этого войска».

Далее говорилось о том, что должность старшего, теперь не гетмана, а комиссара, впредь будет назначаться из шляхетской среды. Из шляхтичей будут назначаться также полковники и даже есаулы. «Сотники и атаманы будут избираться из казаков за заслуги перед нами и Речью Посполитой…»

Полковники вместе с полками должны были по очереди нести сторожевую службу на Запорожье против татар и препятствовать сходкам нереестровых казаков на островах и речках, не допускать организации ими морских походов. Ни один казак под угрозой смертной казни не должен был уходить на Запорожье без паспорта, выданного комиссаром. «Мещане городов наших в силу давних прав и запретов не должны записываться в казаки, ни сами, ни их сыновья не должны даже выдавать дочерей замуж за казаков под страхом конфискации имущества. Постановляем также, чтобы казаки не селились в отдаленных украинских городах, не приобретали в них собственности, ограничились Черкассами, Чигирином, Корсунем и другими пограничными городами…»

Для подавления же казацких «бунтов» решено было при комиссаре и полковниках создать наемную гвардию с бóльшим, чем у реестровых казаков, жалованьем, а также отстроить и укрепить крепость на Кодаке с гарнизоном в 700 человек. Нереестрового казачества «Ординация» вообще не признавала.