Богдан Хмельницкий - [15]

Она лежала под спудом у полковника Барабаша, – сказал Хмельницкий.

– А теперь попала к пану Зиновию? – быстро и не без иронии спросил Конецпольский. – Скажу пану Хмельницкому, что полковник Барабаш поступил гораздо благоразумнее его, умолчав о грамоте. Король королем, но следует казакам помнить, что без воли сейма он ничего не может сделать. Он может писать грамоты, если это ему нравится, но я не вижу, какую практическую пользу это принесет казачеству.

Богдан упорно молчал, почтительно слушая разъяснения старосты.

– Я бы посоветовал пану Хмельницкому, – закончил староста, –выбросить все эти затеи из головы. Он храбрый воин, я всегда ценил и ценю заслуги его отца и его собственные, вот почему считаю нужным пану Зиновию это посоветовать. Если же он моих советов не послушает, пусть винит самого себя и не надеется на мою защиту.

Богдан хотел что-то сказать в свое оправдание.

– Довольно, довольно об этом! – величавым жестом остановил его староста. – Мы теперь займемся иным вопросом. В степи появился татарский загон, и я желаю, чтобы пан Зиновий принял начальство над Чигиринским отрядом. Вот ему случай лишний раз показать свою храбрость, а вместе с тем и отвлечься от пагубных мечтаний. Надеюсь, что пан Хмельницкий ничего против этого не имеет?

Богдан на это отвесил низкий поклон.

– Когда пан староста прикажет выступить? – деловым тоном спросил он. – Как можно скорее, хоть завтра, – отвечал староста.

Богдан молча поклонился и вышел.

– А в этом казаке есть что-то скрытное! – проговорил про себя Конецпольский. – От него ничего не выведаешь, несмотря на его откровенный вид.

В роскошной юрте на цветастом ковре среди атласных подушек сидел сам мурза и пил кумыс, несколько знатных татар стояли в почтительных позах и ожидали его распоряжений на следующий день. Вбежавшие разведчики бросились на землю перед мурзою и не вставали до тех пор, пока он к ним не обратился:

– Что скажите, правоверные, хорошие или дурные вести?

– Аллах прогневался на сынов своих! – сказал один из сторожевых татар постарше, все еще стоя на коленях.

– Встаньте и говорите! – приказал мурза.

– Казаки и польский отряд идут по нашим пятам! – продолжал разведчик. – Их много, столько же будет, сколько и нас.

– Добыли вы языка? – спросил быстро мурза.

– Добыли, да он убежал от нас. Хитрый казак отрезал ремни в тороках, соскочил в овраг и был таков.

Мурза сделал нетерпеливое движение и сверкнул глазами.

– Кабы времени побольше, я показал бы вам, как пленников упускать! –грозно вскричал он.

Разведчики как-то съежились и снова упали на колени.

– Вставайте, времени терять некогда, – сказал он нетерпеливо. – Кто ведет казаков?

– Хмель! – отозвался младший из разведчиков.

– Седлать коней, забирать пленников и гайда на утек! – приказал мурза.

Не прошло минуты, табор зашевелился, кони заржали, люди засуетились, огни мигом потухли. Пленников приторочили к седлам, частью же рассадили по арбам под прикрытием молодых татарчат и легко раненых воинов. Юрты живо сняли и толстыми ремнями привязали к арбам, так что они образовали род кибиток. Сюда сложили котлы, провизию, ковры и циновки; впрягли лошадей и быстро тронулись в путь. Не прошло и часу, как на месте табора оставались только обгорелые костры, да по снегу вился след, уходивший далеко в степь. С противоположной стороны несся уже глухой гул. Какая-то волна надвигалась, что-то темное бесформенное шевелилось, росло и застилало горизонт. Вот показались передовые казаки-разведчики, за ними стройными рядами несся отряд Конецпольского, а справа и слева сотни казацкие.

Доехав до места, где стоял табор, все остановились. Несколько казаков спешились, обошли все пространство, пересчитали следы от юрт и костры. К ним подъехал Богдан в панцире, блестевшем из-под бурки, в высокой бараньей шапке. Его сопровождал Дачевский. Ивашко Довгун был в числе спешившихся. Он подошел к Хмельницкому и доложил:

– Должно быть тысячи две или три, загонов семь или восемь. Хмельницкий обратился к Дачевскому.

– Судя по кострам, они были тут час тому назад. Если мы прибавим ходу, то через полчаса настигнем их.

К разговаривавшим подъехал начальник польского отряда.

– Все ли у вас готово к битве? – спросил Богдан, – опытным взором закаленного воина осматривая отряд.

– Кажется, все исправно, – отвечал тот.

– Гусары атакуют с фронта, – приказал Богдан, – а казаков я пошлю в обход.

Отряд двинулся вперед и через полчаса с небольшим заметил удалявшийся татарский табор.

Увидав, что им не уйти, татары развернулись широким полумесяцем, выставили впереди пленных, а повозки расположили с боков.

Казаки и польский отряд остановились, очевидно рассчитывая, что татары первые сделают натиск. Но татары в свою очередь медлили, и оба отряда простояли с полчаса неподвижно.

Наконец Богдан дал знак, и казацкие сотни быстро, в одно мгновение рассыпались куда-то в степь, а гусары и жолнеры дружно ударили в центр. Некоторых из пленных смяли при натиске, но большая часть из них уцелела, так как отряд взял немного влево и затем ловко повернул вкось, минуя первые ряды и оттерев пленных от татар. Началась неистовая схватка: гусары рубили тяжелыми палашами направо и налево, татары мужественно защищались саблями и пускали тучи стрел, держались упорно, каждый шаг стоил полякам крови. Битва длилась уже с полчаса, как вдруг сзади и с боков послышались крики, и удалые казацкие сотни врезались в ряды татар. Они повалили арбы, образовали широкие проходы и разделили татар; ряды их дрогнули, те, кто могли продраться сквозь неприятеля, пустились бежать.