Богатые — такие разные. Том 2 - [16]

Все мы знали друг друга. Я увидел их в водовороте толпы, менявшемся, как картинки в калейдоскопе. Мартин, Клэй и я были старше всех, и наиболее продвинулись в карьере, но были там и другие, моложе нас, и достигшие пока немногого. Такие, как маленький Корнелиус Блэккет и три его восемнадцатилетних друга.

Пол умер, но люди его жили, и я уже чуть было не поддался сентиментальным чувствам, когда оказался лицом к лицу с истиной.

Я увидел Брюса Клейтона. Вот уж никогда не думал, что у него хватит смелости явиться на похороны. Он был арестован по обвинению в убийстве Краснова, но потом его освободили, и всем стало известно, что обвинение с него снято. С ним пришла и его мать. Лицо ее было скрыто плотной вуалью. Я обнаружил рядом с ним и его жену. Мне не приходилось раньше видеть такого бледного лица, как у Брюса. Увидев меня, он вздрогнул и отвернулся.

Я почувствовал прилив яростного гнева. Я молча смотрел на Брюса, а когда калейдоскоп повернулся еще раз, увидел Теренса О'Рейли. Разумеется, было бы странно, если бы его здесь не оказалось.

Я был потрясен, увидев одного, а потом сразу же и другого, и почувствовал, как меня покинула всякая сентиментальность. Пола убили не чужаки. Он был застрелен двумя из его же людей, использовавшими свой ум и энергию, которыми он так восхищался, для сговора и убийства, осуществленного так блестяще, что перед ним отступил сам закон.

Открывшийся мне ужас этого убийства избавил меня от последних сомнений и терзаний. Ясно было одно. Они не только убили его, но и отомстили ему, и, глядя в туманное будущее, я понял, что власть его личности будет по-прежнему руководить всеми нами из тьмы, зиявшей за его могилой.

— Я знаю, что скажу, — шепнул я Кэролайн.

— Ах, Стивен, уверен ли ты в этом?

Ближайшие улицы были забиты автомобилями. Тротуары кишели толпами зевак. Фоторепортеры, как привязанные, следовали за нами до самого входа в церковь.

Церковь была старая, строгая и холодная. Уже играл орган и через двадцать минут двери ее закрылись.

Я не могу вспомнить, как шла служба. Помню только, что подошел к аналою и посмотрел на стоявших вплотную друг к другу людей. Я окинул взглядом море лиц и, когда тишина стала такой глубокой, что я словно услышал ее, сильным голосом, со всей уверенностью, на какую только был способен, заявил убийцам Пола:

— Он по-прежнему жив!

Журналисты написали в газетах, что речь моя заняла восемь минут, я же чувствовал себя так, словно говорил восемь часов. Когда я умолк, тишину было не только слышно, она просто гремела у меня в ушах. Я отошел от аналоя, и, когда орган начал английский духовный гимн «Иерусалим», я почувствовал прикосновение руки Сильвии.

Этот гимн я не слышал со времени пребывания в Англии. Это был очень старый гимн, и я всегда задумывался о его смысле, но теперь, когда голоса хора возносились к древним сводам, я понял, что присутствую при каком-то идеалистическом видении, тем более романтичном, что оно оставалось неразгаданным, и снова мысленно представлял неведомую никому сторону личности Пола, которую он старался скрывать даже от самых близких ему людей. Вслушиваясь в звуки этого гимна, выбранного им самим, я чувствовал себя так, как если бы между нами протянулась некая нить, и мысли мои устремились ему навстречу, к какой-то удаленной точке над алтарем. Я стоял без движения, не проронив ни одного слова, но мысленно разговаривал с Полом, прося у него прощения за то, что не принял немедленных мер против его убийц, так как ставил превыше всего интересы банка. Так, наверное, поступил бы и он сам.

Сильвия плакала. Я обнял ее одной рукой и притянул к себе.

Служба закончилась. Народ начал понемногу расходиться. Через одно из окон в церковь лился солнечный свет. Спустя какое-то время я сообразил, что стою в приделе, перед которым толпились люди, желавшие пожать мне руку.

Мои партнеры выглядели совершенно опустошенными. Даже голливудский профиль Льюиса казался искаженным, а Чарли Блэр не был способен произнести ни слова, сжав мою руку. Клэй казался призраком, Мартин без конца протирал мутневшие стекла своих очков, а Уолтер был похож на слишком много повидавшего, зажившегося на земле старика.

Мне пришлось отвернуться от них, чтобы оказать внимание Сильвии. Несколько дней сохраняя неестественное спокойствие, она теперь была совершенно разбита.

— Предоставь это мне, Стивен, — сказала Кэролайн, но Сильвия уже повернулась к племяннице Пола Милдред, и услуги Кэролайн не понадобились.

Мы вышли на улицу. Отвоевывая каждый дюйм пространства, мы пробирались к машине и, когда наконец нам удалось в нее усесться, почти теряли сознание. На полпути к дому Ван Зэйлов Кэролайн нашла в себе силы сказать:

— Стивен, я не знаю, как тебе это удалось. Я никогда в жизни так не гордилась тобой.

Мы крепко сжали руки друг друга.

— Это все этот гимн, «Иерусалим», — нашел в себе силы ответить я.

— Не напоминай мне, дорогой. Я чувствую себя совершенно разбитой. Один Бог знает, что переживает Сильвия — не удивлюсь, если ей придется лечь в больницу.

В доме Пола должен был состояться небольшой прием для членов семьи и для партнеров с женами, и уже через несколько минут по прибытии туда мы почувствовали себя лучше. В тщательно продуманных инструкциях в отношении своих похорон Пол, и в этот раз, проявив силу воли, распорядился подать тем, кто придет на это траурное собрание, наилучшее шампанское.