Богатые наследуют. Книга 2 - [14]

За окном было темно, и снег падал мягко и плавно. Только треск поленьев в камине и мерное тиканье маленьких серебряных часов с херувимами тревожили тишину, пока Майк всю ночь работал при свете лампы с большим розовым абажуром.

Он долго читал, иногда бросая беглый взгляд на попугая; Лючи в своей золотой клетке спал, спрятав голову под крыло. Казалось, он был доволен, словно чувствовал присутствие Поппи, хотя и не видел ее… быть может, ему снилось, что она снова рядом с ним в их одиноком изгнании, гладит его перья нежными любящими пальцами, нашептывая сокровенные мысли, секреты своим тихим, мелодичным голосом… Словно ему снилось, как они жили с Поппи с самого начала – в маленькой холодной комнатушке в Марселе, и больная девушка кашляла в мансарде громким надрывным кашлем, в котором уже слышались признаки конца, и бедная вдова рыбака на первом этаже загоняла своих ребятишек домой, когда они, расшалившись, выбегали из комнаты, словно боясь, что они испортятся, если хотя бы парой слов перекинутся с девушками, жившими по соседству…

ГЛАВА 34

1899, Франция

Поппи сидела за чашечкой кофе в маленьком марсельском кафе-баре, которое посещали в основном рыбаки. Она собиралась просидеть здесь так долго, как только выдержит. Она думала о пяти франках и семи сантимах в своем кармане. Ее дорогой кожаный саквояж, вмещавший все ее оставшиеся вещи, был обшарпанным и грязным – и невыносимо тяжелым. Поппи с ужасом думала о том моменте, когда ей нужно будет взять его и снова трогаться в путь.

Стоял октябрь, и яркое голубое небо с нещадно пылавшим раскаленным летним солнцем, мучавшим ее во время бесцельных скитаний от Италии до юга Франции, теперь стало серым. Порывистый ветер ударил в окно, и занавески надулись, как паруса корабля; Поппи зябко повела плечами и стала несмело рассматривать уютный интерьер кафе. Рыбаки в тяжелых синих свитерах и высоких резиновых сапогах, облокотившись на цинковую стойку, попивали дешевое красное вино. Из печи струился аромат свежего румяного хлеба, мучивший Поппи. Изнывая от голода, она опять думала о том, как мало осталось в ее кошельке. Уже почти целую неделю она держалась на буханке хлеба, которую покупала в самой дешевой булочной перед закрытием, и на чашечке крепкого кофе с молоком, которую изредка позволяла себе, чтобы просто согреться и хоть как-то бороться с подступавшей слабостью.

Владелец кафе вынырнул из двери рядом со стойкой, взял пустую чашку из-под кофе и взглянул на нее вопросительно.

– Eh bien, mademoiselle. Vous désirez quelque chose?[1]

– Non, non, mersi, m'sieur,[2] —пробормотала она, соскальзывая с невысокого стула и подхватывая саквояж.

– Au revoir, mademoiselle,[3] – сказал он, во взгляде его было любопытство.

– Мсье? – окликнула она его, обернувшись с надеждой. – Я хотела вас спросить… простите, мсье, я ищу работу. Я просто подумала… может быть, вам нужен кто-то… подавать на стол или убирать кафе… любую работу.

Она была такой молодой и такая грусть была у нее на лице, что он заколебался.

– Что ж… – начал он.

– Анри? Что случилось? – из двери выглянула его жена. – Что ей нужно?

– Работу. Я подумал, она могла бы помочь нам с тарелками?..

– С тарелками? Она? – темные глаза женщины сверлили Поппи. – Могу поклясться, она в жизни не вымыла ни одной тарелки! Да и потом, интересно, зачем ей работа? Это платье на ней стоит целое состояние.

Владелец кафе виновато пожал плечами, избегая взгляда Поппи.

– Извините, мадемуазель, – пробормотал он, поспешно вытирая цинковый столик. – Очень сожалею, но…

Вот так всегда, думала Поппи, уныло выходя на узкую улицу. Неважно, какой бедной, несчастной и обносившейся она выглядела, было в ней что-то, что говорило окружающим, что она не такая, как они. Никто не хотел нанимать ее, ни те женщины на роскошных курортах у озера Комо, где Поппи пыталась найти работу в качестве компаньонки, пи в Лозанне, где она поместила объявление в местной газете. Она дала адрес скромного пансионата, где за сумму, которая всего год назад означала для нее просто маленькую коробку изысканного парижского шоколада, ей предоставили комнату и три раза в сутки еду.

К ее удивлению, неделю спустя она нашла письмо на подносе с завтраком. Поппи взволнованно вскрыла конверт и прочла… миссис Монтгомери-Клайд будет рада видеть ее сегодня в три часа дня в качестве претендентки на место компаньонки.

Она подошла к горничной в пансионате и, дав ей несколько монет, попросила выгладить свой прелестный кремовый жакет и юбку табачного цвета. Потом, тщательно причесав свои рыжие волосы, она утыкала их множеством шпилек и заколок, боясь, чтобы они не растрепались. Она терла свои поношенные коричневые туфли, пока они не засверкали, и держала над паром из чайника помятую соломенную шляпу, отчаянно надеясь вернуть ей прежнюю форму.

Она вложила свои драгоценные франки в пару новых лайковых перчаток и, надев их осторожно, бросила критический взгляд в зеркало. Поппи вертелась и так, и эдак, пытаясь увидеть себя сзади, пока, наконец, ей не стало грустно. Жакет, который когда-то сидел на ней как влитой, теперь уныло свисал с ее обострившихся плеч, подчеркивая похудевшее тело. Позже, сидя в фойе роскошного отеля и дожидаясь момента, когда за ней придут от миссис Монтгомери-Клайд, Поппи думала о том, как должна выглядеть компаньонка. Это была новая, незнакомая ей роль.