Богатство - [23]

Преподобный Эммет де Витт обычно не увиливал от своего христианского долга, даже в ущерб интересам семьи. Когда Сеймур Херш заявил в "Таймс", что Фонд Баннемэна владеет акциями Южно-Африканских золотых приисков, Эммед де Витт не поколебался организовать против Фонда пикет, и демонстративно его возглавил – что при его шести с лишним футов роста было не трудно. Он возглавил и марш протеста безработных матерей окрестностей Гудзона до ворот Кайавы после закрытия местного абортария, и участвовал в сидячей демонстрации престарелых бедняков на Пятой Авеню, когда "Пост" раскопала, что Артур Баннермэн намеревается снести ряд старых, гнилых многоквартирных домов в Вест-Сайде, чтобы возвести на их месте музей.

Де Витт был одним из самых известных священников в стране, постоянно приглашаемый на лекции в университетах, телевизионные ток-шоу и марши протеста у атомных станций. Эта знаменитость больше общалась со своей паствой в "Шоу Фила Донахью", со страниц "Плейбоя" и на мирных демонстрациях, чем с кафедры своей роскошной церкви в Ист-Сайде, прихожане которой считали его предателем их – и своего класса.

Де Витт башней возвышался над Робертом Баннермэном и ректором, а они оба были не коротышки. Его кудрявые рыжие волосы двумя рожками торчали по бокам головы, открывая посередине лысую макушку, придавая ему на расстоянии определенно клоунский вид. В противоположность ректору, облаченному по всем правилам "высокой церкви", он был в простом черном костюме, с большим пацификом на шее вместо креста. Глаза его за толстыми стеклами очков горели маниакальной решимостью, пугавшей посторонних.

– Я предполагал, что мы можем ожидать президента или вице-президента, и губернатора, – сказал ректор с нотой разочарования в голосе. Не имея выбора, он великодушно согласился с тем, что службу проведет Эммет дже Витт. По семейной традиции, если кто-то из родственников Баннемэна имел священный сан, он проводил заупокойную службу в случае смерти в семье. Взгляды Эммета де Витта оскорбляли большинство его родственников, и Элинор считала их эксцентричным до грани сумасшествия, но он был рукоположеннным епископальным священником и сыном ее старшей дочери, так что вопрос обсуждению не подлежал.

Ректор был последним, кто стал бы спорить. Больше десяти лет епископ Олбэни, его номинальный начальник, пытался как-то приблизить церковь в Кайаве к земле и сделать ее чем-то большим, чем частная капелла Баннермэнов. Элинор сражалась с епископом зубами и когтями. Она прекратила пожертвования разным протестантским благотворительным организациям, успешно лоббировала провозглашение церкви исторической достопримечательностью, и, наконец, подала на епископа в суд. И он уступил превосходящим силам противника. " Оставьте все, как есть до тех пор, пока старая дама жива", сообщил он юристам епархии.

Роберт Баннермэн подумал, что эта фраза вполне могла быть семейным девизом. Пока Элинор жива, ничто в Кайаве не должно меняться – слуги содержатся долго после того, как от них никакой пользы, стойла полны лошадей, хотя на них редко выезжают, десяток садовников заняты тем, что сметают с каждой дорожки палую листву и ветки, горничные прибирают спальни, которыми никогда не пользуются, и зажигают огонь в каминах, которые никого не согревают…

Роберт обнаружил, что трудно представить Кайаву без Элинор – и подозревал, что он – единственный член семьи, хотя бы попытавшийся это сделать. Его отец, почти до самого конца подчинялся желаниям Элинор, и Роберт не уставал гадать, не была ли постыдная любовная связь отца его первой, и как оказалось, последней и роковой попыткой мятежа? Конечно, Сеси и Пат никогда никогда не ставили под вопрос власть бабушки над семьей, и еще меньше, – ректор, терпеливо ожидавший ответа Роберта.

Роберт откашлялся.

– Учитывая обстоятельства смерти отца, казалось более разумным устроить частную церемонию. Президент, конечно, п р е д л а г а л приехать, но бабушка предположила, что мемориальная служба в Нью-Йорке будет более уместна, когда слухи улягутся… -Разумеется, – сказал ректор с благостной улыбкой. Элинор была его хлебом и маслом. Если бы она предложила провести заупокойную службу на языке суахили, или на вершине Эмпайр Стейт Билдинг, ректор и тогда бы нашел возможность это одобрить. -Кто-нибудь говорил с молодой женщиной? – спросил Эммет де Витт. Он вырос среди своих кузенов, детей Баннермэна. Физически неуклюжий в детстве, он был постоянной жертвой Роберта в бесконечных играх и розыгрышах. И теперь он получал особое удовольствие, затрагивая тему, несомненно, самую болезненную для Роберта.

Роберт одарил его холодным взглядом, настолько напомнившем Эммету о детстве, что он на миг пожалел о своем вопросе.

– Твой отец разговаривал с ней, Эм. От него я понял, что она – весьма крутая малышка. -Мой отец э т о сказал? -Ну, не дословно. Но у него было впечатление, что она совершенно невозмутима. Ни слезы не пролила! Не обычно для молодой женщины двадцати четырех лет, стоящей над трупом своего любовника, не правда ли? -Возможно… -Никаких проклятых "возможно", Эм. Мы имеем дело с жестким противником. И давай оставим это, ладно? Приехали Сеси и Пат.