Богатство - [11]

– Саймон, это я, – сказала она после гудка. Казалось, прошло очень много времени, и не было никакого ответа, кроме шипения ленты. Она в нетерпении терла пыльной тряпкой кожаную поверхность стола. Неужели он спит? Но даже при нормальных обстоятельствах он был ярко выраженной "совой", для кого четыре часа утра все равно, что полдень. Или он просто не желает с ней разговаривать? Это, конечно, возможно, но вряд ли. Если Саймон чем-либо наслаждался, так это вмешиваясь в чужие драмы. Дайте ему разрыв, развод или попытку самоубийства, и он без промедлений примчится к вашей двери в любое время суток.

Наконец, она услышала, как он взял трубку. В отдалении играло нечто, напоминающее звуковую дорожку фильма. Мысленно она представила, как он лежит в махровом халате на огромной постели, неустанно переключаясь с одного кабельного канала на другой, или прокручивая записи фильмов, в ожидании рассвета и двух-трех часов сна, – в большем он, по-видимому, не нуждался. Спальня Саймона являла собой игротеку высоких технологий, и один из друзей Саймона как-то сказал, что она выглядит, как японская торговая выставка. На стене напротив постели располагался гигантский телеэкран, игровые и ночные столики напоминали контрольные панели космического корабля. Потолок был зеркальный, стены обтянуты черной кожей, мебель отделана хромом, стеклом, нержавеющей сталью. Здесь было слишком много всего: зротические скульптуры, хитро подсвеченные потайными прожекторами, вращались на пьедесталах, голограммы мерцали на фоне темных стен, модернистские произведения искусства мигали неоном. -Ради Бога, Саймон, это Алекса! – нетерпеливо сказала она.

Последовала пауза. -Ты одна? – его голос был даже более осторожным и отстраненным, чем тот, что прозвучал на автоответчике. -Они давно ушли, Саймон. Я ждала, что ты позвонишь. -С ума сошла? Насколько я знаю, трубку мог взять полицейский. С тобой все в порядке? В порядке ли? Физически, пожалуй, да. Она сумела прибраться в квартире, не так ли? Она не сломалась, не наглоталась таблеток, но не способна была заставить себя дотронуться до постели, не то что лечь в нее, и не могла даже подумать о будущем, которое так или иначе станет настоящим, в тот миг, когда взойдет солнце. -Алло? Ты еще здесь? -Извини. Нет, я не в порядке. -Что случилось? -Это было ужасно. Можно подумать, что это я убила его! Никто даже не в ы с л у ш а л меня – даже деверь Артура. -Де Витт? Да, этот тип холоден, как рыба. Они поверили в твой рассказ?

На миг она вздрогнула, вспомнив панику, которую ощутила при звонке в дверь, понимая, что это вызванная ею полиция, но было уже поздно изменить то, что она сделала, дабы подтвердить свою историю.

– Нет, – сказала она. Дежурные копы, те, что прибыли первыми, может и поверили бы, но я думаю, что врачи не обманывались ни секунды. Потом приехал инспектор с парой детективов. Он тоже понял, что случилось. Я прочла это по его глазам. -Забудь его глаза. Он с к а з а л что-нибудь? -Он не обвинял меня прямо, нет, если ты это имеешь в виду. Но из тех вопросов, что он мне задавал я заключила, о чем он думает. -Не беспокойся, о чем он д у м а е т. Копам платят за то, чтоб они предполагали худшее. Они спрашивали тебя, был ли кто-нибудь еще в квартире? -Да. Снова и снова. -И что ты сказала? -Ответила – нет, я была одна. -Хорошая девочка. – Он сделал паузу. Она услышала клацающий звук и поняла, что он дистанционным управлением переключает каналы телевизора. – Конечно – продолжал он, – я никогда не думал, что они купятся на это. И предупреждал тебя.

Она промолчала. Это было истинной правдой.

– По правде, меня ставит в тупик, что ты так заботилась о распроклятой репутации Баннермэна. Не многие пошли бы на такой риск ради старика. Эту сторону твоего характера я никогда полностью не понимал. Все время забываю, что ты приехала со Среднего Запада. -Я тебе говорила. Я любила его. -Да, знаю, – нетерпеливо перебил он. Разговоры о любви всегда раздражали Саймона, который отрицал, что это чувство вообще существует, а если да – что в нем есть какой-то смысл. Он любил заявлять с некоей гордостью, что сам никогда его не испытывал, однако совершенно счастлив. – Мы с тобой это обсуждали. Все просто. Баннермэн являл собой образ отца – привлекательный пожилой человек, изумительно богатый… элементарная психология, хрестоматийный случай для любого фрейдиста…

Она с трудом заставляла себя слушать. Саймон мог без устали объяснять чувства других людей.

Большей части того, что она узнала о жизни по приезде в Нью-Йорк, она была обязана ему, но не думала, что когда дело коснется любви, он чему-либо способен ее научить. Когда-то они были любовниками (слово, которое Саймон употреблял исключительно в физическом смысла) и из этого она тоже вынесла значительный опыт, в основном печальный. Однако она не озлобилась против него.

– Саймон, я не нуждаюсь в лекции, – сказала она.– Не сегодня.

– Так плохо?

Его тон был сочувственным, как будто он когда-либо был способен приехать и принести извинения. О Саймоне можно сказать все, что угодно, подумала она, – и большинство знакомых могли бы наговорить о нем кучу гадостей, – но ему нельзя отказать в интуиции. Возможно, из-за того, что у него так мало собственных эмоций, он так легко определяет их у других. Прирожденный манипулятор, даже когда его личные интересы не были напрямую затронуты, он был остро внимателен к человеческим чувствам, лучший слушатель в городе, где большинство преуспевающих людей слишком заняты разговорами о себе, чтобы расслышать хоть слово в ответ.