Богатая белая стерва - [12]

Игравшему было, я думаю, лет тридцать. Одежда его, как я ее запомнил, вроде бы попадала в категорию экстравагантной одежды хорошего тона. У него были белобрысые волосы, затянутые в хвост. В то время такими изображали злодеев в некоторых фильмах, и еще ученых-негодяев. Хозяйка, Миссис Уолш, стояла возле рояля, легко опираясь на крышку, а глаза ее были прикованы к мужчине. Ей было, думаю, чуть меньше тридцати. На мой тогдашний взгляд она была просто — взрослая белая женщина с русыми кудряшками и тяжеловатыми бедрами.

А потом вдруг музыка стихла. Мне это не понравилось, это было глупо. То есть, я, конечно же, ничего не знал о таких вещах в то время, но помню, что почувствовал, весьма отчетливо, что опус не доиграли до конца. Мужчина остановился по середине каденции и вдруг сгорбился и даже прикрыл лицо рукой. Миссис Уолш собралась его пожалеть, что с ее стороны было весьма любезно, наверное, но даже тогда я был уже вполне эгоистичная свинья, делавшая все для того, чтобы вселенная вращалась вокруг моих личных нужд, чувств и капризов. Мне было наплевать, какие у этой женщины чувства к мужчине, и как этот мужчина относится к миру и людям, я просто хотел, чтобы он закончил опус.

И я шагнул вперед. Пока я шел к роялю, я придумал себе план действий. Нужно было взять руку мужчины и положить ее на клавиши, где ей и было место, и после этого я просто стоял бы рядом и смотрел бы на него невинно. Я был вполне прелестный маленький черный мальчик, и я об этом знал, а также знал, что эта моя прелестность имеет кое-какую власть над богатыми белыми людьми. Я умел их заставить делать то, что я хотел. Не всегда, но иногда — точно. Ничего серьезного. По мелочам. В общем, когда до рояля оставалось футов семь или шесть, мой план нарушила миссис Уолш — она взяла мужчину за запястья. За оба запястья. Одного запястья ей было мало. Мне это очень не понравилось, и она сама мне очень не нравилась. Я продолжил путь к роялю. Их губы разделяло, не знаю, дюйма два, когда я дотронулся до клавиши. Не помню, какая это была клавиша. Одна из мощных басовых клавиш, которые так богато и мягко звучат на Стайнуэе. Думаю, что это был ми-бемоль во второй октаве, но не уверен.

Мужчина круто обернулся, типа — э! Миссис Уолш вздрогнула. Посмотрела на меня странно как-то, со страхом и раздражением. Затем страх исчез, и у нее сделался наплыв русоволосой взрослой ярости. Она на меня заорала. Люди часто на меня орут. Сперва они пугаются, а потом начинают орать. Будто я виноват, что они так несчастливы в браках и финансах.

Я тоже слегка испугался. Я не знал, что мне теперь делать, и поэтому просто стоял, и таращился на нее. Ей пришлось еще немного поорать прежде чем я понял, что от меня требуют немедленного ухода. И я побежал.

Маме я ничего не сказал, и миссис Уолш со своей стороны ничего не сказала, естественно, хотя, неопытный восьмилетний ребенок, я был уверен, что она скажет. Вообще-то с ее стороны было бы логично попытаться меня подкупить — шоколадом или конфетой или еще чем-нибудь, а может она думала, что я достаточно взрослый, чтобы любить жареную курицу и арбузы. Терпеть не могу жареную курицу (хотя к арбузам я неравнодушен), но не в этом дело.

В общем, ничего не случилось в течении целой недели. Миссис Уолш наконец убралась из дома и из имения, и мне хотелось, чтобы она убралась с планеты тоже, но через три дня она вернулась в сопровождении своего престарелого мужа, который был какой-то, не знаю, большой адвокат, типа. Не современного толка адвокат, заметьте, но староденежный адвокат, выдающийся уоллстритовый гад с большим количеством свободного времени. Мама моя его обожала. Честно. Не вру. Мама всегда подозрительно относится к белым, говорит, что она им не доверяет, но на мистера Уолша она просто наглядеться не могла — в платоническом, конечно же, смысле. В ее глазах он был самый добрый, ангельски обходительный, честный, щедрый и так далее. Он всегда платил ей больше, чем она просила и всегда покупал что-нибудь для меня — шоколад, игрушки, книжки и прочее — а один раз он купил мне телескоп с помощью которого впоследствии отец мой делал ночные наблюдения, наставив линзу на окна дома напротив и ища голых женщин, пока мама его не поймала и не пригрозила разводом. Реквизировав телескоп, она отдала его сыну белой соседки. А мы еще жалуемся, что мало черных астрономов.

Так или иначе, Уолши провели в своей летней резиденции две недели. Я их избегал, как мог, но как-то в полдень старый мистер Уолш катался где-то на своей гнедой лошади, на той, которая мне не нравилась (неприязнь наша, моя и этой лошади, была взаимной, дура попыталась меня укусить однажды за плечо), и я решил, что миссис Уолш катается с ним, и пошел в комнату, где стоял рояль, и открыл крышку, и дотронулся до клавиши, а потом до другой клавиши. Я попытался разобраться, почему некоторые клавиши черные, а другие белые. Я попробовал комбинацию из двух клавиш. В конце концов мне удалось взять правильный интервал, октаву, и уж поверьте мне, честное слово — я сразу понял, что имею дело с чем-то очень большим, вселенским. Возможно, это было — именно ми-бемоль в третьей и четвертой октаве, а может я просто романтизирую. Я взял интервал еще раз, и еще раз, снизу вверх. Минут через пять такой игры, я положил левый указательный палец на нижнюю ми-бемоль, а правый указательный на верхнюю, и нажал одновременно обе клавиши. Эффект получился несказанно красивый. В этот момент мне захотелось научиться играть так же хорошо, как играл тот мужчина, которого миссис Уолш собиралась пожалеть, а я помешал. Ну, знаете, дети любят играть с музыкальными инструментами, делая вид, что умеют играть на музыкальных инструментах, и на этом дело останавливается. Но не в моем случае. Я действительно хотел. Я хотел играть по-настоящему.