Богач и его актер - [2]
Мальчик понял, что визит дяди-полковника — неспроста. Он даже понадеялся, что родители приняли его желание и хотят познакомить с человеком из высшего офицерства, с тем чтобы облегчить дальнейшую карьеру сына. Чтобы дядя-полковник мальчика сориентировал, объяснил, как в армии обстоят дела. Как говорится, что и кому, куда и почем. Это было бы неплохо. Но одновременно томило его подозрение, что это какая-то инсценировка и что дядя-полковник — кстати, мальчик не знал, на самом ли деле это дядя и полковник, может быть, это вообще какой-то нанятый артист! — что этот самый «дядя» будет его отговаривать и постарается сделать так, чтобы мальчик сам отказался от своей мечты.
Так оно и оказалось.
С той лишь разницей, что дядя Эдгар был никакой не артист, а полковник самый настоящий и действительно дальний родственник его отца, дедушки, дядюшки и кого-то там еще, мальчик успел позабыть ту ветвистую генеалогическую схему. Первые два-три дня дядя как будто бы не замечал мальчика. Они познакомились во время первого обеда, пожали друг другу руки. Мальчик почувствовал, какое твердое у дяди рукопожатие, и ощутил, как от него сильно пахнет крепким одеколоном и простым мылом («Армейским, наверное!» — подумал он). Но затем дядя занялся разговором с родителями, а потом гулял по поместью в одиночестве или читал книгу, сидя на балконе своей комнаты. Мальчик понял, что дядя выжидает, когда он к нему обратится, — решил поиграть с ним в молчанку.
Однако еще дня через два мальчик пошел купаться и увидел, что дядя только что вылез из воды, обтерся полотенцем, а когда мальчик приблизился к берегу озера, уже снова был в своем сером пиджаке, разве что босиком, в подкатанных брюках. Мальчик понял, что возникнет неловкость, если он станет молча купаться, не обращая на дядю никакого внимания. Это было бы крайне невежливо по отношению к седому господину, офицеру, да к тому же родственнику. Поэтому мальчик сказал:
— Здравствуйте, господин полковник.
— Ты хотел сказать «здравствуй, дядя»? — засмеялся полковник.
— Ну да, — кивнул мальчик.
— Если да, тогда так и скажи! — Полковник засмеялся еще громче.
— Здравствуйте, дядя, — сказал мальчик.
— Не здравствуйте, а здравствуй. Здравствуй, дядя, здравствуй, Ханс. Ну-ка, еще разочек: здравствуй, дядя, здравствуй, Ханс! Можешь?
Мальчик покраснел, ему стало чуть-чуть обидно. Но он собрался с силами и повторил:
— Здравствуй, дядя!
— Здравствуй, мой дорогой! — Полковник протянул ему руку. — Купаться?
— Пожалуй, — сказал мальчик и подошел к воде. Там были деревянные мостки. Он сел на корточки, нагнулся и попробовал воду рукой. Обернулся к полковнику:
— Нет, все-таки холодно.
— Который час? — спросил полковник.
— Минутку. — Мальчик, выпрямившись, залез в карман, вытащил маленькие серебряные часы. — Половина десятого, господин полковник, то есть извините, то есть прости, половина десятого, дядя.
— Давно проснулся? — поинтересовался полковник.
— Буквально полчаса, — ответил мальчик. — Еще не завтракал.
Полковник присвистнул и почему-то опять захохотал.
— Что, дядя? — Мальчик поднял брови.
— Да нет, ерунда, а я вот собираюсь на второй завтрак. Давай быстренько купайся и пойдем.
— Пожалуй, нет, — отказался мальчик. — Купаться не буду, вода холодновата.
— Послушай, Ханс, — начал полковник. — Магда и Хенрик, твои мама и папа, сказали мне, что ты собрался в армию. Это правда? Или они пошутили?
— Правда.
— Как интересно! Значит, ты не хочешь купаться. Пошли к дому.
По дороге дядя спрашивал, чего это вдруг молодой Якобсен захотел идти в армию, но мальчик хмыкал, пожимал плечами и мыском ботинка пинал камешки на тропинке. Дядя смотрел на него искоса, улыбаясь в свои коротенькие серебряно-седые усики. В столовой никого не было.
— Пойду попрошу, чтобы мне дали завтрак, — сказал мальчик. — И тебе, дядя, тоже.
— Погоди, — остановил его дядя. — Пойдем-ка ко мне.
У себя в комнате он сел в кресло и поставил мальчика перед собой:
— Мой дорогой Ханс, армия была бы счастлива иметь в своих рядах еще одного представителя старинной и почтенной семьи Якобсенов, но погляди на себя, в котором часу ты сегодня проснулся? В котором часу, я тебя спрашиваю?
— В девять, — ответил мальчик, пожав плечами. — Каникулы же.
— И Магда тебе это разрешает? — изумился дядя. — Я с ней поговорю. Впрочем, нет. Я с ней не буду говорить. Ее родительское право — баловать свое чадо, растить из него неженку или воспитывать настоящего мужчину. Пока еще ты принадлежишь своим родителям, дорогой Ханс, и они, хорошо это или плохо, имеют право лепить из тебя ту куклу, какая им нравится. Понравится ли эта кукла обществу — второй вопрос. Однако мне почему-то кажется, — продолжал дядя-полковник, — кажется мне, что мальчик, который встает в девять часов утра, не приспособлен для армии. Я бы так сказал: не рожден для нее. А ну-ка! — Он встал. — Разденься, милый Ханс, и я разденусь тоже. Мы могли бы это сделать на озере, но ваше высочество не соблаговолило купаться, вода, видите ли, холодная; давай разденемся здесь.
