Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко - [24]

), то есть мученичества (уповай на Бога, даже если ради этого придется пожертвовать жизнью), более подходящим к беспрецедентной ситуации постулатом почитания жизни (кидуш хахаим). А Эдельман, со времени памятного интервью, которое взяла у него Ханна Кралль, учит меня и всех нас, что заповедь, требующая почитать родителей, может означать призыв отправиться с ними в Треблинку. Чтобы не оставлять их без опеки. И что больше героизма проявляет не тот, кто стреляет, а тот, кто отдает другому свой цианистый калий.

Для Марека Эдельмана главное — человек, а не судьба евреев. Оказалось, что для него еврей — тот, кто живет в сообществе других евреев, с которыми говорит по-еврейски. Оказалось, что, в сущности — я должен это сказать и стараюсь говорить нейтральным тоном, хотя понимаю, что звучит это язвительно, — настоящими евреями он считает еврейские трудящиеся массы, создающие культуру на языке идиш. Таких масс уже нет, даже отдельных личностей почти уже нет, а значит — по его мнению, — нет и евреев. Мое — и подобных мне выходцев из ассимилированных семей — мнение было и остается совершенно иным. Можно стараться быть евреем даже в одиночку; если таких наберется десяток, можно вести полноценную религиозную жизнь. Даже если не знать ни слова на идише.

Соблюдение заповедей — форма свидетельства об Откровении. Это миссия. И задача этой еврейской миссии, во-первых — оценка истории с наивысшей, абсолютной точки зрения, а во-вторых — культивирование надежды на радикальное улучшение мира, то есть надежды абсолютной. Этот, как говорит Левинас, «терпкий вкус абсолюта» хранится в наших священных текстах, вернее, в традиции их изучения, а также в укоренившихся ритуалах. Марек Эдельман полностью игнорировал как ритуалы, так и тексты. Он одновременно олицетворял собой абсолютную моральную оценку и абсолютную надежду Таких людей не могут заменить нам традиции.

Великий религиозный мыслитель Авраам-Иешуа Хешель, тоже родом из Варшавы, подчеркивал, что не только человек ищет Бога (Эдельман, слыша такое, возмутился бы), но и — что важнее — Бог ищет человека. Я не знаю никого, кто бы стал раздумывать, попроси его указать направление этих поисков: Эдельман оказался бы одним из первых в списке кандидатов.

_{Станислав Краевский — философ, математик и публицист. Родился в 1950 году; активный деятель варшавской еврейской общины, сопредседатель Польского совета христиан и иудеев, научный сотрудник Института философии при Варшавском университете. Автор многих публикаций, посвященных межрелигиозному диалогу и истории евреев — в частности, книг «Тайна Израиля и тайна Костела» и «Евреи, иудаизм, Польша».}

Не убивай

Не убивай — хотя многие считают, что правильнее было бы перевести слова этой заповеди: «Не совершай преступления убийства». Разница налицо. Нельзя незаконно отнимать жизнь, ибо это унижает достоинство человека, созданного по образу и подобию Божьему, и никому из людей не дозволено узурпировать право Бога распоряжаться человеческой жизнью. Хотя в Ветхом Завете прямо не говорится о последствиях нарушения этой заповеди, тем не менее ясно, что одним из многих наказаний за преступление убийства является кара смерти. Однако Христос в Нагорной проповеди ужесточил требования, запретив убивать врагов и даже совершать поступки, порождающие ненависть. Слово ведь тоже может убивать.

Но разве убийство (но не преступление убийства) — всегда нарушение Божьей заповеди? Даже во время войны, когда человек вынужден защищаться? Споры об этом ведутся столетиями. Пожалуй, наиболее резко высказывался Иоанн Павел II, осуждавший убийство не только невинного, но и агрессора.

8 сентября 1942 года, во время так называемой большой акции по уничтожению гетто, когда нацисты каждый день вывозят тысячи людей в Треблинку, они входят и в детскую больницу. Адина Бляды-Швайгер (Инка)[69], юный врач, чтобы не подвергать мучениям своих маленьких пациентов, дает им яд…

* * *

— Вы нам рассказывали, как на одном из совещаний Еврейской боевой организации был пойман парень, который, возможно, вас подслушивал. И решено было его убить, поскольку он мог оказаться агентом гестапо.

— И его убили.

— Но ведь не было стопроцентной уверенности, что он агент?

— Стопроцентной уверенности в его виновности не было… Но кто-то видел, как он выходил из дома, где находилось гестапо. Теперь трудно это восстановить… Да и не важно: возникла угроза. Это был чужой человек, никто его не знал, а он просунул голову в вентиляционное отверстие над помещением штаба и подслушивал. Потом он говорил, что хотел записаться в какую-нибудь вооруженную группу. Неизвестно. Но оставлять его в живых было слишком опасно.

— Как реагировали молодые ребята из ЖОБа, ваши подчиненные, когда им доводилось впервые кого-то убить? Они ведь не были солдатами, которых учат убивать.

— Во-первых, убивали не все. А ребят, которые убили Носсига и Фирста, евреев, сотрудничавших с немцами, я плохо знал. Было двое или трое парней, которые ловко и быстро исполняли приговоры. Но про их ментальность я ничего не могу сказать.

Израэль Канал выстрелил в начальника еврейской полиции Шеринского