Бог смотрит в другую сторону - [5]

— Похоже, вон там сидит твоя матушка, — ткнул вперед кнутовищем Шандор Шимон.

Метрах в двухстах от них в пыльной, серой, выцветшей траве придорожной канавы Янчи заметил крохотную женскую фигурку в темном платье. Господи, до чего же она была маленькой!

— Это ведь она, верно?

Мальчик только кивнул в ответ, он не мог вымолвить ни слова. Только бы скорее подъехать к ней!

Бричка легко преодолевала расстояние от одной сосны до другой, теперь Янчи разглядел и лицо матери — выжидательно, с надеждой обращенное к ним. Как много могло поведать это лицо! Мать сидела в пыльной траве на краю придорожной канавы с пустой корзинкой в правой руке и неотрывно следила за приближающейся бричкой, словно видя в ней избавление.

Шандор Шимон проскочил метров на двадцать вперед, чтобы свободно развернуться и остановить бричку по другую сторону дороги возле сидящей женщины.

— Добрый день, кума Анна.

— День добрый, кум. Выходит, ты приехал за мной, Шандор?

— Надо бы еще за Анной Хедьбиро да не приехать! — с залихватской удалью ответил Шандор Шимон. — Видишь, на бричке за тобой примчался!

— Вижу, вижу… Только тут уж не до смеха, Шандор. Ведь ты понимаешь, до чего меня жизнь довела. Выходишь из дому вроде как ни в чем не бывало, а вернуться моченьки нет. Ну да ведь ты — человек здоровый, откуда тебе про то знать!

Янчи заметил, что слова матери задели крестного.

— Спроси своего сына, Анна, о чем я ему толковал всю дорогу. Все я знаю, черт подери!

— Не ругайся, кум!

— Ладно, не буду. Ты сама взберешься на бричку-то?

— Попробую.

— Нет уж, лучше ты не пробуй. Я тебе помогу, Анна.

Шандор Шимон передал вожжи и кнут Янчи и слез с брички.

— Ну-ка обними меня за шею, кума.

Мать подчинилась. Шандор Шимон одной рукой обхватил мать за спину, другую продел ей под колени, поднял женщину и перенес ее через канаву. Янчи, перегнувшись из брички, принял мать на руки и усадил ее на заднее сиденье.

— Там, где ты сидишь, кума Анна, недавно восседала жена адвоката Бойтоша! Но ты этого места больше заслуживаешь!

— Ах, Шандор, Шандор, — задыхаясь, проговорила Анна Чанаки, — ну и сильны вы, мужики! Вот и отец моего паренька тоже… Взвалит мешок пшеницы и несет играючи. А ведь ему, как и тебе, годов немало.

— Чай, ты не одной простоквашей мужа на завтрак потчуешь. И я тоже не на простокваше сижу.

— Ой, корзинку-то мою подыми, кум.

— Чтоб ей ни дна ни покрышки, корзинке этой! Через нее вся твоя погибель!

— Не пропадать же добру… На базаре деньжонок выручишь, а потом в магазине много чего купить можно, с соли начиная…

— Да знаю я, знаю.

— И деньгам теперь цена другая стала…

Шандор Шимон уселся на заднее сиденье рядом с Анной Чанаки.

— Ты, Янчи, будешь при нас парадным кучером, а я тем временем за твоей матушкой поухаживаю. Когда-то, давным-давно, к моим ухаживаниям не прислушивалась, зато теперь, глядишь…

— Ну и чудак ты, Шандор! Будто не знаешь, чего я тебя тогда сторонилась… Ведь в те годы считалось, что бедной девушке не пристало поддаваться на уговоры парня, коли тот из богатой семьи. Иначе запросто можно остаться с носом.

— Ну, теперь тебе это не грозит, Анна. Трогай, крестник… А вот я точно с носом остался и не иначе как из-за того, что Габор Чанаки был на голову выше меня.

— Ох, кум, кабы не постеснялась, я бы спросила, сколько стаканчиков вина ты уже с утра пропустил.

— Поначалу считал и первые пять помню, но после того, думается, еще с пяток опрокинул. Уж больно острая получилась у моей хозяйки картошка с красным перцем.

— Потом тебе и обед острым покажется, уж я точно знаю.

— Как тебе не знать, ведь у кума Чанаки тоже виноградник имеется, — проговорил Шимон.

— У меня с ним столько хлопот.

— С кумом или с виноградником?

— Экий ты болтун, Шандор, уж сколько раз я тебе говорила!

— Скажи еще раз, Анна.

— Скажу, не думай.

Янчи, погруженный в свои мысли, сидел впереди. Без особого удовольствия слушал он эту задорную перепалку позади себя. Мальчику казалось, что это он должен сидеть рядом с матерью, чтобы им можно было время от времени и словом перемолвиться. Не шутить, не веселиться, а подбадривать ее, от этого куда больше толку было бы.

И все же паренек радовался, что дядюшка Шимон сумел рассмешить мать, ему бы этого не удалось. Может, и к лучшему, что его посадили вперед? Ведь он, даже не оборачиваясь, по-прежнему видит перед собой опухшие ноги матери и ее лицо, такое бледное, что можно подумать, его не палили все лето в поле знойные лучи солнца. Нет, все же его место рядом с матерью.

Янчи сунул кнут в кожаный чехол: старушку Вильму подгонять не требовалось. Лошадь быстрой рысью, ровно, не сбиваясь с темпа, бежала по правой стороне дороги, увлекая за собой бричку; она двигалась по мелко размолотой щебенке так, словно там была проведена мелом какая-то видимая только ей линия. Вильма уже не радовалась, когда натягивали вожжи, просто знай себе бежала! и бежала своей дорогой. Иногда она качала головой из стороны в сторону, будто говорила: нет, нет! — на самом деле лошадь всего лишь отгоняла от себя назойливых осенних мух, которые садились ей на нос, норовили угодить в глаза.

— Слышь-ка, Анна, — произнес Шандор Шимон, — а кум Габор не отопрется, что это он своему молодцу когда-то уши сварганил.