Бог с нами, братья! - [22]

Видно при разговоре я смешно поворачивался к нему правым ухом, чтобы лучше слышать. А когда слушал, дополнительно открывал рот, для повышения качества эхо-локации. И эта сволочь беззастенчиво ржала, глядя мне прямо… в спину.

Вошёл в кабинет, а потом обернулся и постучал. Не знаю, так получилось. Видно, контуженный мозг сначала спешил действовать, а потом, включив анализ, отрабатывал назад. Начштаба молча, жестами, показал на свободный стул и что АКС с шеи можно уже снять. Заметил, что никто в этот раз по-отечески на меня не смотрит и «Боржоми» не предлагает. Только рядом сидящий начальник разведки бригады Белкин, как бы невзначай, толкнул меня плечом. Мол, не ссы, отмахаемся. Напротив нас с багровым от недосыпа и переживаний лицом сидел начальник политотдела. Он сидел молча, иногда доставая клетчатый носовой платок и шумно сморкался. Потом вдруг резко дёрнул за верёвочку ту самую «расстрельную папку» и достал лист, запечатанный текстом от начала до конца. «Моя фамилия на “Х”, — подумал я, — значит, нахожусь где-то в конце списка, и расстреляют последним!» Это немного успокоило.

В дверь два раза негромко стукнули, на пороге появился командир роты обеспечения и охраны капитан Корнев. А может уже и не капитан. Считать звёздочки на его погонах не было ни сил, ни желания. Просто вид у него был такой несчастный и жалкий, будто он снова лейтенант.

— Прошу разрешения, товарищ полковник. Виноват за опоздание, был в санчасти у Чалого, — как-то мрачно доложил капитан, почему-то глядя в мою сторону.

— Ну, как там твой… Чалый? — спросил начальник штаба.

— Умер пятнадцать минут назад, — ответил ротный, тяжело и протяжно вздохнув.

Все присутствующие, не сговариваясь, поднялись со своих мест, почтив память старшего лейтенанта минутой молчания.

— Хирург сказал, что не за что было зацепиться. Кишечник в клочья и печень развалилась на три части. Жаль парня, старался. Хорошим служакой был, — тихо прокомментировал Корнев.

«Хороший парень, но плохой военный!» — прочитал я в блокноте у сидящего рядом Белого. Согласен.

— Жаль. Но я хочу напомнить, товарищи офицеры, что мы находимся на войне. А на войне случаются боевые потери. Корнев, ходатайство о награждении мне на стол сегодня же. А теперь о невыполненной боевой задаче. Хмелев, докладывай, — приказал полковник, не глядя в мою сторону.

Я молча сидел и пытался прочесть задом наперёд, просвечивающийся текст на листке, который держал в руках замполит. Я видел, что говорит начальник штаба, глядя куда-то в сторону, и на свой счёт никак не воспринимал. Звуки с лёгким покалыванием влетали мне в левое ухо, которое пока не слышало. Выручил Белый. «Встань и докладывай! Баран!» — написал он у себя в блокноте и подсунул его мне. Я, конечно, вскочил, развернувшись к отцам командирам правым ухом, хотя по поводу «барана», ещё поговорим, очкарик.

— Сашка, у тебя из левого уха кровища хлещет, — услышал я далёкий голос Белого.

— Чего? — огрызнулся я, стараясь поймать смысл сказанного правым локатором.

Почувствовав что-то тёплое и липкое на шее, я невольно нажал ладонью на левое ухо. В ухе громко хлюпнуло. Неожиданно очки и лицо Белого покрылись мелкими кровавыми брызгами. Я пошатнулся, но поймав окровавленной ладонью левый погон Белого, на ногах устоял.

— Хмелев, отставить! Дежурный! Вызовите санитарную машину! Нет! Белкин, Корнев, давайте его в мой УАЗ и в санчасть. Немедленно! Васильич, что ж ты не сказал, что сам ранен? — бегал по своему кабинету, роняя стулья, начальник штаба бригады.

— Я готов доложить, товарищ полковник — не естественно громко орал я, цепляясь за ремень Белого и стараясь как можно «жирнее» заляпать его подполковничью форму своей майорской кровью.

— Лечись, давай, докладчик, твою мать, — нервничал Пётр Иванович, — завтра будешь докладывать, если очухаешься.

— А может есть смысл сегодня покончить с этим вопросом, Пётр Иванович? — как-то не очень уверенно спросил политический руководитель.

— Ты выбирай слова! — рявкнул на комиссара начальник штаба, — «покончить» он собирается. Я сказал — в санчасть. Весь кабинет кровью залил, паршивец!

Нежно придерживая моё вонючее туловище, Белкин с Корневым медленно вывели меня из кабинета и подвели к подъехавшей «таблетке» из санчасти, передав меня в руки фельдшера-срочника.

— Ты иди, капитан, — обратился к Корневу Белый, — я сам майора в санчасть сопровожу.

Я, постанывая, улёгся на носилки в салоне «санитарки». Белый, пересадив фельдшера в кабину, сам сел возле меня, придерживая на моём левом ухе мешочек со льдом.

— Ну, ты, Сашка, сучара! Ну, артист! Честно скажу, не ожидал! — неожиданно заржал Белый, хлопнув меня по плечу.

Пришлось и мне давиться от смеха, удивляясь наблюдательности Белого. Вроде отыграл так талантливо, а вот, оказывается, не все клюнули на мою уловку.

— Да мне твой Боцман доложил, что у тебя левую барабанную перепонку порвало. Знал, что плохо, но правым уже слышишь. А тут смотрю, ты незаметно так пальчиком в левом ухе ковыряешь… Я-то знал, что замполит уже речугу против тебя накатал. «Мочить» тебя, Сашка, хотел наш комиссар, виноватым назначить за невыполнение задания и неоправданные потери. Я, конечно, кое-какие меры предпринял, но прямо по горячему очень трудно было бы топор от твоей шеи отвести.