Бог плоти - [19]

Призыв к порядку в таком стиле или какой-нибудь аналогичный шаг развязали бы мне руки. Все приключение я свел бы к его настоящим размерам, которые были очень скромные. Я сказал бы себе, что дом Барбленэ был положительно полон ловушек; что если и была совершена неосторожность, то доля ответственности за нее падает и на Люсьену; и что в общем ничего серьезного не произошло. Так как слепое уважение к легкомысленно данному слову всегда казалось мне бременем, навязываемым честным людям (мне не раз пришлось пострадать из-за этого), то я думаю, что у меня хватило бы силы уехать с марсельским поездом.

Но я не получил никакого письма. Люсьена не оказалась, якобы случайно, на главной улице Ф***, когда я гулял там после завтрака. Более того: я почувствовал, что ничего подобного не произойдет и что если я не подам признаков жизни, то меня и не подумают разыскивать; что, встретившись со мной впоследствии у Барбленэ или в другом месте, Люсьена выказала бы по отношению ко мне лишь едва уловимое презрение.

Кончилось тем, что все мои размышления привели к восторженному панегирику Люсьене, к еще большей уверенности в любви к ней и желанию отбросить прочь всякую осторожность.

На следующий день, немного позже двенадцати, я двинулся в путь к дому Барбленэ. Направлялся я туда с заранее выработанным планом. Я постараюсь застать г-жу Барбленэ одну или под каким-нибудь предлогом отведу ее в сторону. Я расскажу ей все совершенно откровенно. Я спрошу ее мнение о Люсьене и что она знает о ней из того, о чем мне еще не рассказывала. Если все пойдет хорошо, я попрошу ее оказать мне услугу, переговорив с Люсьеной и устроив мне с нею новое свидание. Я готов был даже дать понять г-же Барбленэ, что эта встреча могла состояться только у нее и что маленький вчерашний инцидент, о котором, может быть, с усмешечкой рассказала ее дочь, имел чисто случайный характер.

Все сложилось так, как я этого желал. Г-жа Барбленэ оказалась одна. Ее муж был в мастерской, а дочери пошли в гости. Мы могли спокойно разговаривать. Но г-жа Барбленэ обладала удивительной способностью. Она оказывала парализующее действие на конкретные представления, точность мысли и речи. Во время разговора не только не было возможности вызвать у нее ясно формулированные фразы, но и ее собеседник начинал лепетать нечто бессвязное. Ее отвращение к точному и прямому смыслу слов было положительно заразительным. Попадая в окружавшую ее зону, вы невольно проникались убеждением, что мысли человека по существу своему непристойны. Вся задача заключалась в том, чтобы найти для них достаточно просторные, хотя и откровенные, может быть, даже возбуждающие одежды. (Впоследствии я много думал об этом глубоком инстинкте г-жи Барбленэ, о мировоззрении, которое он предполагает, о его возможных положительных сторонах. Я сближал г-жу Барбленэ с французскими классиками, с дипломатами, с примитивными народами, которые тоже принимают иногда изумительные предосторожности по отношению к обнаженной мысли.)

Все это, впрочем, не помешало г-же Барбленэ как нельзя лучше уловить смысл предпринятого мной шага и не остановило течения разговора. Для этой дамы общие фразы и скользкие намеки не являлись уловками, такой манерой говорить, чтобы ничего не сказать, — нет, это был у нее особый технический прием. Под покровом искусственного тумана ей удавалось довольно легко менять свои позиции.

Таким образом, я уехал с запасом успокоительных сведений. О Люсьене я узнал немного, но то, что я узнал, было благоприятно и получено из хорошего источника (упомянутой мной преподавательницы лицея, подруги детства Люсьены). Все наблюдения над молодой девушкой говорили в ее пользу. В отношении состояния было благоразумно ни на что не рассчитывать в настоящее время. Но семья ее, по-видимому, была зажиточной. И не было никаких оснований считать, что, выйдя замуж, Люсьена не воспользуется своими правами в отношениях с матерью. К моему большому удивлению, г-жа Барбленэ как будто позабыла, что у ней самой были две дочери-невесты и что одну из них предполагалось пристроить мне. По-видимому, никакая задняя мысль не влияла на беспристрастие ее мнений. Не выказывая особенного энтузиазма по отношению к моему плану, она в то же время вовсе не находила его нелепым. Привычка Люсьены к труду, ее уменье быть экономной и большая выдержка стоили в ее глазах приданого, особенно в такое время, когда капитал не является величиной надежной. У меня получилось впечатление, что видя неизбежность события, г-жа Барбленэ считала неблагоразумным противиться ему и даже охотно брала его под свое покровительство.

Впрочем, если бы впоследствии мне пришлось рассказывать об этом в качестве свидетеля, я даже для спасения жизни не мог бы привести в подтверждение своих слов ни одной фразы г-жи Барбленэ. Я понял. Но не знаю, как я понял. Во всем разговоре был один только достаточно определенный пункт. Я должен был пригласить на следующее воскресенье г-жу Барбленэ и ее дочерей прокатиться в экипаже. Мы поедем в Ф***, сделав остановку у Нотр-Дам-Д’Эшофур, где приглашенные мною дамы прослушают обедню. Мне не возбранялось предположить, что и Люсьена примет участие в этой прогулке. Но эта подробность будет улажена без меня.